На острие - [43]

Он слегка нахмурился, но очень скоро его лицо разгладилось.

— Да, точно. В его полисе имелась статья о двойном возмещении. Это значит, страховая сумма должна была увеличиться вдвое в случае гибели от несчастного случая. Должен сказать, никогда не видел логики в этой статье. Смерть есть смерть, от чего бы она ни произошла. Какая разница, умерли вы от сердечного приступа или попали в аварию? Расходы вдовы на проживание от этого не уменьшатся. Обучение малышей в колледже будет обходиться в такую же сумму, как и при вашей жизни. Нет, никогда не понимал эту статью.

— Значит, страхователь не хотел признать смерть от несчастного случая?

— Вы попали в точку. Компания утверждала, что, если человек накидывает себе петлю на шею и вешается, он совершает самоубийство. Жена, однако, нашла хорошего адвоката, и компании пришлось-таки выплатить ей двойную компенсацию. Адвокат доказал, что погибший лишь намеревался слегка затянуть веревку, а желания покончить с жизнью у него не было. А следовательно, его смерть явилась результатом несчастного случая, а не самоубийства.

Он улыбнулся, довольный точностью собственного наблюдения, но тут же спохватился, вспомнив о деле, которое привело к нему меня. Беллами сказал:

— Так вы, значит, не по поводу страховки?

— Да. И я почти уверен, что Эдди не был застрахован. Он был моим другом.

— Любопытные, скажу, у вас дружки! Оказалось, за спиной он прятал хвост шалостей куда длиннее предмета его мужской гордости.

— В основном за ним числилась мелочевка, разве нет?

— Если верить протоколам задержания. Но ведь никто не знает, что он за свою жизнь в действительности натворил. Может, похитил дочурку Линдберга, и у полиции просто улик не хватило, чтобы его задержать?

— Думаю, он был слишком молод для того дела. Я довольно хорошо представляю, какую жизнь он вел. Конечно, кое-какие подробности мне неизвестны. Но я знаю, что год назад он бросил пить.

— Вы же говорили, что он запойный пьяница.

— Он трезвенник.

— И что из того?

— Я хотел бы знать, не напился ли он перед смертью.

— Какая вам разница?

— Долго объяснять.

— Мой дядя пил горькую. Теперь перестал — стал другим человеком.

— Иногда бывает и так.

— Раньше никто не хотел с ним знаться, а теперь он — просто замечательный человек. Ходит в церковь, работает, хорошо относится к людям. Вот так, наверное, произошло и с вашим другом. Не похоже, что он пил. Бутылок в его комнате не было.

— Он мог напиться и в другом месте. Или принять наркотики.

— Например, героин?

— Ну, в это мне трудно поверить.

— Ничего подобного я не обнаружил. Но, думаю, скоро мы выясним больше, чем заметили при первом осмотре.

— Хотел бы знать о любых препаратах, — сказал я. — Вскрытие проведут достаточно тщательно?

— Обязательно. Этого требует закон.

— Ну, хорошо. Можно ознакомиться с результатами, Когда вы их получите?

— Лишь для того, чтобы удостовериться, что он умер трезвым? — Он вздохнул. — Но какое это может теперь иметь значение? Правда, говорят, что, если умираешь пьяным, тебя не хоронят на освященной стороне кладбища.

— Не могу этого понять.

— Попытайтесь.

— Ему не удалась жизнь, да и смерть не получилась, — сказал я. — Целый год он считал каждый проведенный без выпивки день. Сначала у него было полно трудностей, и не думаю, что позже ему стало заметно легче. Тем не менее он держался. Ничто другое у него так хорошо не получилось в жизни. И для меня важно знать, выстоял ли он до конца.

— Оставьте ваш номер, — сказал Беллами. — Позвоню, как только получу протокол.

* * *

Я слышал, как однажды в Виллидже приезжий австралиец рассказывал о себе.

— Разум был не в силах удержать меня трезвым, — говорил он. — Из-за своей бестолковой головы я постоянно оказывался в переделках. Трезвым оставался только благодаря ногам. Они словно несли меня на собрания, а уж голове приходилось за ними следовать. Так что если и есть у меня что-то ценное, то это умные ноги.

Мои ноги этим вечером сами привели меня к Грогану. Весь день я шатался по городу, не задумываясь, куда и зачем иду. И все это время я размышлял об Эдди Данфи. Наконец остановился и осмотрелся вокруг. И что же?! Я стоял на углу Десятой авеню и Пятидесятой улицы, прямо напротив грогановского «Открытого дома».

Я вспомнил, как Эдди однажды перешел через улицу, чтобы обойти это место стороной. Мне, напротив, пришлось пересечь улицу, чтобы туда войти.

Пожалуй, там не было ничего интересного. Как входишь, по левую руку вдоль стены тянется бар. Справа расположились кабинеты с отделкой из темного дерева, а между ними и баром — три-четыре столика. Пол покрыт старомодным кафелем: обшитый штампованным цинковым листом потолок явно нуждался в ремонте.

Женщин среди посетителей я не заметил. В первом кабинете двое стариков молча следили за тем, как опускалась пена в пивных кружках. Двумя кабинетами дальше юноша в лыжном свитере читал газету. В глубине помещения на стене висела доска для игры в дартс, и мужчина в безрукавке и бейсбольной фуражке соревновался сам с собой.

У стойки, прямо у входа, рядом с телевизором, не обращая внимания на передачу, сидели двое мужиков. Их разделял свободный табурет. Чуть дальше перелистывал газету бармен. Она была из тех, где рассказывается, что Элвис и Гитлер все еще живы, а картофельные чипсы уберегают от рака.