На окраине Перми жил студент ПГМИ - [5]
Остальное хорошо известно из официальной биографии ректора ПГМИ…
Лечфак или педфак?
Любопытный исторический факт: «первый набор студентов во вновь образованный Пермский мединститут (1931) проводился на семь факультетов: лечебно — профилактический, санитарно — гигиенический, охраны материнства и младенчества, подготовки фельдшеров без отрыва от производства, рабфак, высших медицинских кадров, химико — фармацевтический»8.
Но и в 1972 году у абитуриента ПГМИ также имелся немалый, считаю, выбор. Кандидат в студенты мог поступать на любой из четырех факультетов: на лечебный, педиатрический, санитарно — гигиенический или стоматологический.
Лидером, самым главным, престижным, значимым считался (и являлся!) именно Его Величество Лечебный Факультет. Это — обьективно. Это — не обсуждается.
На ступеньку, но, все — таки, ниже шел санитарно — гигиенический факультет, не в обиду замечательным выпускникам его будь написано это. Простите, друзья! Сейчас я во многом изменил ту, раннюю свою, точку зрения, но когда — то, и впрямь, полагал, что дело обстоит именно так.
Причина простая: выпускники санфака, хотя и занимались крайне важной и ответственной работой, обеспечивая безопасность граждан, но правом лечения людей они наделены все — таки не были. А мне хотелось лечить, а не только предупреждать!
Примерно, вровень с санитарно — гигиеническим значился в моей тогдашней «табели о рангах» и стоматологический факультет.
Да, стоматологи, конечно, лечили, но лечили они не всего человека. Их интересы ограничивались всего лишь челюстно — лицевой областью. С другой стороны, учились на стоматфаке на целый год меньше. Не «пять лет и десять месяцев», как на всех остальных факультетах, а всего лишь «четыре и десять…». Для кого — то из абитуриентов это обстоятельство имело определенное значение.
Оставался, впрочем, еще педиатрический… Каюсь, мало что знал об этом новом факультете. Так, в общих чертах. Но главным было то, что давал он право непосредственной лечебной работы. Одно это уже ставило его вровень, на одну ступеньку с лечфаком. Правда, право это распространялось только на детей.
С другой стороны, лечение пациентов детского возраста представлялось мне в каком — то смысле, занятием даже более трудным, нежели взрослых. Взрослый больной, он, хотя бы, может сказать, объяснить врачу, довести до сведения доктора: что, где, как болит… А ребенок? Что может врачу рассказать о своих болячках грудная кроха, к примеру?!
Вот почему, подавая документы в ПГМИ, колебался я до последней минуты. «Разрываясь» между лечебным и педиатрическим… Меняя «последние» и «окончательные» решения по сему поводу по нескольку раз на дню. Традиционно, чуть большее предпочтение отдавая именно лечебному структурному подразделению ПГМИ. Хотя, в итоге оказался, все — таки, на педфаке…
Как, почему так случилось, произошло?
Дело в том, что в момент подачи документов (а подавал я их именно на лечфак) одна из членов приемной комиссии, замечательный врач — хирург, доцент Вера Яковлевна Родионова9 посоветовала:
— А не хотите ли, молодой человек, пойти учиться на педиатрический…? Стать детским врачом? Факультет просто замечательный! Новый, открыт в прошлом году. Перспективный! Сейчас набирает студентов во второй раз. В историю войдете!
А теперь скажите, друзья, только честно, вот, вы бы устояли, если бы вам вдруг предложили «войти в историю»? Неужели отказались бы от интересной возможности реализовать, проявить себя на новом, необыкновенно трудном и важном поприще?
А кто сказал, что будет легко?10
Виталий Алексеевич Четвертных — первый декан педиатрического факультета11 и Евгений Антонович Вагнер. Из архива О. И. Нечаева.
Последнее дело комиссара Берлаха…
Вступительные экзамены в советские ВУЗы… Проводились они, если память не изменяет, в конце июля — начале августа.
Абитуриентов — медиков ожидали устные вступительные испытания по биологии, физике и химии. Плюс — письменный экзамен (сочинение). Хотя, по атомарному, так сказать, «весу» и экзаменационному «авторитету» сдаваемых дисциплин, правильнее была бы иная «расстановка»: ХИМИЯ12, а уже потом и всё остальные.
В моем случае началось все с испытания письменного.
В перечне тем для сочинений, предложенных в тот год, значились, если не ошибаюсь, А. С. Пушкин с мятущейся его Татьяной, и В. В. Маяковский с «чистящей себя под революцией» поэзией.
Я же, ничтоже сумняшеся, избрал тему третью, свободную, точного названия которой сейчас не помню, что — то там совсем уж пафосное, типа: «Гуманистические начала профессии врача (на примере героизма советских медиков)».
Но, думаю, не ошибся — так вдохновенно писалось мне о подвиге наших медиков в годы Великой Отечественной войны!
Раскрыть героические и гуманистические качества советского врача, всей нашей замечательной советской медицины (без всяких оговорок и кавычек!) во всей своей полноте решил я на контрасте с медициной не нашенской, буржуазной, а значит, по определению, никуда не годной.
Помог на этом нелегком пути новый телевизионный фильм «Последнее дело комиссара Берлаха» (1972). Снятый по повести швейцарского писателя Ф. Дюрренмата «Подозрение».
