На 'Охотнике' - [2]

- Два тела справа по борту!

- Тела подобрать. Глядеть за самолетом!

На катере выполняли разом несколько дел: крюком вылавливали два тела, смотрели за третьим "юнкерсом", смотрели за горизонтом и накоротке сообщали новости мотористам, которые одобрительно кивали головами, поглядывая вверх, будто там могли еще быть следы боя.

Тела двух немцев подобрали... С них текла вода и кровавая грязь. Холодно посмотрели на них, по необходимости проверили, есть ли документы. Их не оказалось. Нашли несколько талисманов.

Крючковой крикнул наводчику, мотнув головой на серые обвислые кучи мяса и костей:

- Посмотришь, что ли!

Наводчик следил за третьим "юнкерсом" и досадливо отмахнулся. Самолет, забравшись очень высоко, сделал разворот и, как с небесного Гауризанкара, стал съезжать вниз - к эстонскому берегу...

- Уйдет?

- Сегодня ему везет.

- Уйдет.

Самолет уходил, и не было никаких возможностей его догнать, повернуть, вообще что-нибудь с ним сделать. Досада и горечь были разлиты по лицу наводчика. Сигнальщик крикнул:

- Три "чайки" на зюйд-весте!

Три блистающих наших истребителя шли от эстонского берега к острову.

- Не видят "юнкерса".

- Уйдет немец.

Тогда наводчик, все время молчавший, внезапно дал выстрел. Трассирующий след побежал над морем. Все следили за трассой, ощущая острейшее нетерпение и напряжение. Хотел рукой, голосом, внутренним криком крикнуть истребителям: "Добейте его!"

Катер шел на зюйд-вест. Истребители сделали вираж. Заметили врага или трассирующий снаряд или это случайный поворот? Все молчали.

- Заметили.

Командир трижды дал в машинное отделение "самый полный". Успеть к месту было немыслимо, там погоня шла на скоростях выше 300 километров в час, но катер должен был быть в борьбе до конца. Этот закон, полагаю, известен.

Ветер несколько усилился. На бак захлестывало, это было приятно. Наводчик не сводил глаз с "юнкерса" и трех наших истребителей. Выражение лица у этого молодого балтийца было сосредоточенное. Руки готовы были дать выстрел, сейчас, впрочем, бесполезный. Все тело было в устремлении вперед. Если б было надо, он кинулся бы в воду, в огонь, чтобы поймать, добить противника.

Истребители сближались с "юнкерсом", подходя к нему сверху. На катере ожидали вспышек, после которых с небес доносится пушечно-пулеметный рокот. Вспышек не было... Почему медлят? В чем дело?.. Каждый молча невольно подсказывал, что опасно затягивать схватку до вражеского берега, где можно нарваться на зенитный огонь и на "мессеров"-охотников... Но что было летчикам до этих советов!

Три белые "чайки" шли эскортом во круг темного "юнкерса". Это было похоже, на погребальную процессию будущего.

"Чайки" не стреляли. Они только чуть снижались, заставляя "юнкерс" делать то же самое. Стрелок-радист на "юнкерсе" был либо в паническом оцепенении, либо убит при взрыве своего ведущего. Ни один выстрел не нарушил всей это картины. Три блистающие белокрылые "чайки" шли хоронить пришельца, шли хоронить его на глазах врагов.

Еще ниже, еще ниже... На катере все молчали... Бег к чужому берегу продолжался.

"Чайки" с удивительным согласием, которое выработано годами летной работы, вели "юнкерс" к месту его погребения.

Наконец брызнули белые полосы воды: "юнкерс" с работающими моторами под углом стал уходить в воду. "Чайки" дошли до бреющего и взмыли вверх.

На катере все перевели дух.

Моторы ревели. Катер пронесся над местом, где был добит враг, и повернул. Было ощущение покоя и порядка.

Вдали были видны очертания отчаянного острова. Над ним клубилась пыль. Там действовали, строили.

Кронштадт - Ленинград,

1942