На огненном берегу - [43]

— Что же вы думаете, фашисты до ночи будут сидеть сложа руки? Да они за это время закрепятся и встретят вас так, что и отползти не успеете… Нет, такой вариант не подходит.

— Это верно, — согласился Исаев и предложил — А что, если попробовать выскочить в углу дома в окно и с улицы проникнуть в дверь подвального помещения того крыла? Расстояние там от окна до входа метров пятнадцать будет.

— Правильно. А если перед броском метнуть в подвал еще парочку гранат, может, что и выйдет. Готовьтесь, а я подумаю, чем вам помочь.

Прежде чем послать людей на такое рискованное дело, я проинформировал об этом Панихина. Заручившись его согласием, передал распоряжение комбатам — открыть огонь из станковых пулеметов по всем амбразурам, окнам и подвальным выходам северного крыла, чтобы «ослепить» фашистов.

Начали работать наши пулеметы. Лейтенант Исаев, помощник командира взвода пешей разведки гвардии старшина Владимир Ругаль — бывший шахтер из Приморскоро края, сибиряки рядовые Алексей Бурба и Михаил Бабаевский забросали гранатами выход подвального помещения и, обстреливая его из автоматов на ходу, ворвались в подвал и завязали там гранатный бой. За ними бросились остальные гвардейцы.

Напуганные возможной изоляцией своих и пленением, фашисты стали поспешно отходить в конец северного крыла дома, а оттуда по траншее через улицу в 38-ю школу.

Бой закончился. Ровно в двенадцать часов по всему Г-образному дому прогремело громкое «ура», раздались дружные залпы. Это герои штурма салютовали в честь своей победы. Я доложил Панихину об окончательном очищении всего дома от врага.

— Сердечно поздравляю тебя и всех гвардейцев с замечательной победой! — кричал в микрофон Дмитрий Иванович и тут же отдал распоряжение Мудряку ввести в дом остатки своего батальона.

Через несколько минут ко мне в блиндаж пожаловал начальник штаба дивизии гвардии полковник Тихон Владимирович Бельский. Он подошел к амбразуре блиндажа и принялся рассматривать дом. А потом пристально взглянул в мое усталое и уже изрядно обросшее лицо, сказал:

— Что-то никого не видно в доме. Как убедиться в том, что он полностью находится в наших руках?

— Для этого лучше всего, товарищ полковник, пройти в дом, но это небезопасно. Фашисты все еще продолжают держать подходы к нему под сильным минометным обстрелом…

Тихон Владимирович задумался. А я тут же нашел выход: взял телефонную трубку и, когда услышал голос Мудряка, попросил его выслать на все этажи дома солдат, чтобы они помахали нам из окон и проломов шапками.

Так и было сделано. Доказательство оказалось убедительным. Полковник крепко пожал мне руку и поздравил с победой.

— Честно говоря, в штабе дивизии к сообщению полка о взятии дома отнеслись с недоверием.

Я молча пожал плечами.

— Ну, добро, — сказал Бельский и направился к выходу.

Я вышел проводить его. И мы еще долго разговаривали под крутым обрывом, наблюдая за открывшимся движением автомашин и обозов через Волгу.

Прощаясь со мной, начальник штаба сказал:

— Теперь ваша задача превратить этот дом в неприступную крепость.

— Постараемся, товарищ полковник. Мы уже начали это делать.

Вторую половину дня мы были заняты перестройкой обороны полка и подсчетом трофеев. Они оказались для уличных боев довольно солидными: два противотанковых орудия, шесть ротных минометов, двенадцать пулеметов, более пятидесяти винтовок и автоматов, два склада — вещевой и боеприпасов, два вражеских боевых знамени. Все это и более пятидесяти никелированных кроватей, обособленная кухня и столовая на такое же количество офицерского состава, находившиеся в подвальном помещении северного крыла, указывали на то, что здесь располагался довольно крупный фашистский гарнизон, поддерживаемый частями из других кварталов.

Сколько там было уничтожено живой силы, сказать трудно. Ведь основная часть гитлеровцев была привалена в подвале в результате взрыва, на этажах многие разорваны в клочья. Остальных — убитых и раненых — противник успел эвакуировать в 38-ю школу по траншее, которая была сплошь залита кровью.

Успешное завершение штурма явилось большим праздником полка. Из всех частей дивизии летели поздравления — и по телефону, и письменно. Самым дорогим для меня было поздравление командира дивизии. Он вызвал меня к себе и, как опытный полководец, лично испытавший горечь и радость в смертельных схватках с врагом, поблагодарил за смелую инициативу и вручил первую боевую награду — орден Красной Звезды, к которой я был представлен еще будучи комиссаром минометного дивизиона.

В то время орден Красной Звезды считался высокой боевой наградой. И я его был удостоен за бои весной 1942 года. Мы тогда отступали с тяжелыми боями от Харькова. Где-то под Кантемировкой обстановка сложилась для нашей тринадцатой так, что минометный дивизион оказался отрезанным от нее. К тому же, как на грех, сильно заболел командир дивизиона Георгий Чичинадзе. Пришлось мне, комиссару, принимать командование и прорываться из вражеского окружения. 16 суток пробивались мы к Дону. На семнадцатые переправились через реку на подручных средствах. Почти весь личный состав, двенадцать 120-миллиметровых минометов и 176 лошадей были сохранены и приняли участие в дальнейших боях.