На новой земле - [38]

— Да, неплохое местечко, — протянула Меган. — В сто раз круче моего университета. — Они шли по центральной аллее кампуса, и она с любопытством оглядывалась по сторонам.

— Немного слишком крутое, — суховато ответил Эмит.

Когда они познакомились, Меган была поражена «крутизной» его школы, однако потом много раз поддразнивала его этим. Хотя в ней не было зависти или злости к более привилегированным классам, она частенько не могла удержаться от искушения покритиковать их. У Эмита иногда возникала мысль, что только его абсолютно «непрестижная» национальность примиряла Меган с богатством его семьи, если бы он не был индусом, она никогда даже не посмотрела бы в его сторону. Сама-то Мег выросла в многодетной семье, ее отец служил в пожарной части, мать работала воспитательницей в детском саду. Кроме Меган, у них было еще четверо детей, так что Мег начала работать сразу после окончания школы, днем крутилась в копировальном центре, по вечерам продавала товары по телефону. Она смогла накопить на колледж только к двадцати годам, да и то училась на вечернем, чтобы не бросать работу. Она работала больше всех его знакомых вместе взятых, включая его родителей и ряд их одинаково богатых и успешных бенгальских друзей. Родители, кстати, не одобрили его брака с Меган, им не понравилось ее плебейское происхождение, ее высокий рост и тот факт, что она была на пять лет старше Эмита. Ее суровая простая красота их не пленила, а то, что она не носила линзы и отказывалась украшать себя косметикой и бижутерией, как пристало истинной женщине, вызвало у них презрение. Даже то, что Меган училась на врача, не смягчило сердца его родителей. Они и так давно уже разочаровались в сыне, а его брак еще больше подчеркнул пропасть, которая их теперь разделяла.

Эмит заметил несколько новых корпусов, вписанных в старинный архитектурный облик здания, — впрочем, конструкции из стекла и металла смотрелись странновато на фоне благородного темно-красного кирпича и белого купола часовни. В свое время родители силком вытащили его из школы в Винстере и сослали сюда на два долгих года. Это случилось, когда они окончательно решили переехать обратно в Индию. Эмит прекрасно помнил день, когда они сообщили ему о своем решении. Отец привез их в морской ресторан на Кейп-Код, заказал омара и с необыкновенной ловкостью и сноровкой разделал его, вилкой и руками выковыривая бледно-розовое мясо из плотного панциря и подкладывая им на тарелки. Стол был завален ярко-красными клешнями и чешуйками панциря, и им для защиты выдали зеленые клеенчатые фартуки. Эмит молча ел своего омара, иногда взглядывая в окно, выходящее на залив. В основном говорил отец. Он начал с того, что в последнее время ему стало скучно работать на факультете офтальмологии в медицинском колледже Гарварда, что там не проводится интересных научных исследований и экспериментов и что недавно из Дели пришло приглашение от клиники, с которой ему хотелось бы сотрудничать. Эмит был до глубины души поражен, что отец решил переехать обратно в Индию, ему всегда казалось, что родители не испытывают сентиментальных чувств по отношению к своей исторической родине, в отличие от многих других знакомых бенгальцев, также осевших в штате Массачусетс. Его родители никогда не ездили в Индию на каникулы, что было принято практически во всех бенгальских семьях. Его мать коротко стригла пышные темные волосы и носила брюки, а сари надевала в крайнем случае, а у отца в доме был обширный бар, и он был не прочь выпить перед ужином стакан джина с тоником. Оба они происходили из обеспеченных калькуттских семей, оба посещали в Индии частные школы. Относительное богатство американской жизни не явилось для них благословенным чудом, наоборот, в Индии их положение во многом было гораздо более привилегированным. Однако они покинули эту страну без сожалений и ни разу не оглянулись назад.

Тогда в ресторане отец вытащил из кармана толстый конверт, в котором лежали рекламные проспекты академии Лэнгфорд и письмо, подтверждающее, что Эмита приняли в число ее учащихся. На фотографиях улыбающиеся ученики позировали на фоне красной кирпичной стены главного школьного здания, учителя что-то чертили или писали на досках, объясняя внимательно слушающим студентам. По уровню академической подготовки Лэнгфорд значительно превосходил школу, в которой учился Эмит, и отец с гордостью поведал ему, какой процент выпускников академии поступает в колледжи «Лиги плюща». В тот момент Эмит понял, что родители уже давно все решили и за себя, и за него, что их переезд в Дели — вопрос нескольких недель и что их дом в Винстере уже выставлен на продажу. В Дели Эмита никто не приглашал, отец сказал, что нет смысла привыкать к чужой системе обучения, если через несколько лет мальчику все равно предстоит поступать в американский колледж.

И вот на протяжении двух последующих лет на Рождество и на летние каникулы Эмит уезжал к родителям в Дели. Там он жил в их огромной, заполненной слугами квартире в Читтараньян-Парк, в практически пустой комнате, которую они содержали специально для его приездов. Ему никогда не нравились эти визиты: во-первых, он и на бенгали-то мог сказать лишь пару фраз, а в Дели все говорили на хинди. К тому же в год его первого приезда было совершено покушение на Индиру Ганди, и город наводнили митингующие сикхи, а власти в ответ на это ввели комендантский час. В результате Эмита практически не выпускали из дома, и он вынужден был болтаться по квартире в полном одиночестве, не зная, чем себя занять. С большим облегчением он уехал обратно в свой мирный, тихий американский городок. А еще через четыре года родители вновь переехали в Америку, на этот раз в Хьюстон. Его отец в совершенстве изучил технику лазерной коррекции астигматизма, и его приглашали несколько американских клиник, буквально на части рвали. После пяти лет работы в Хьюстоне неугомонные родители Эмита отправились в Европу и на какое-то время осели в Швейцарии. В настоящее время, насколько он помнил, они жили в Арабских Эмиратах.