На незримом посту - Записки военного разведчика - [50]

- Стреляй, гад! - Голунков разорвал гимнастерку и, обнажив грудь, шагнул вперед, глядя в упор на Печерского. - Бей в сердце, подлюга!

Печерский дрожащей рукой несколько раз в упор выстрелил в Голункова.

Смертельно раненный Голунков продолжал двигаться на Печерского.

- Трясешься, гад? Трясись, трясись! Ты еще расплатишься за все!..

Упал он только тогда, когда Печерский выпустил в него последнюю пулю из обоймы. Остальных пленных, которые еще могли стоять на ногах, пригнали на лужайку напротив мельницы.

Босоногие ребятишки принесли воду. Лежавший в луже крови Гнетов, припав к ведру, жадно пил. Какой-то мальчуган притащил ковш. Гнетов подставил окровавленную голову:

- Лей, братишка, и запомни все, что происходит здесь. А вырастешь, расскажи людям: своими глазами, мол, видел, как на этом месте бандиты расстреливали честных людей...

Из ворот мельницы вышли солдаты с винтовками.

- Молитесь! - крикнул чешский офицер и, выхватив из ножен шашку, встал на фланге.

- Мы не верим в бога!

- Вы коммунисты и потому сейчас будете расстреляны!

- Простимся, друзья! - предложил Назаренко.

- Кругом! - громко скомандовал офицер.

- Отворачиваться от смерти не будем! - крикнул кто-то из дружинников.

Юноши, взявшись за руки, так и стояли с поднятыми головами. Офицер взмахнул шашкой. Грянул залп. Кто-то застонал, кто-то судорожно забился, прощаясь с жизнью. Арнольд хладнокровно пристреливал тех, кто еще шевелился...

Солнце было уже высоко, когда пришли солдаты с лопатами.

- Надо было заставить их выкопать для себя яму. Господа офицеры торопятся, а нашему брату работа, - ворчали солдаты.

Когда расстрелянных стали сваливать в яму, вдруг с воющим свистом пролетел снаряд.

- Эшелон, красные!

Солдаты разбежались.

Артиллерийский обстрел усилился, послышалась частая дробь пулеметов. На станцию с грохотом ворвался бронепоезд "Ленин". Загремели разрывы гранат...

В это время контуженный в голову дружинник Сергей Назаренко, приподнявшись, осмотрелся вокруг и пополз...

Обходя фланг вражеской пехоты, моряки-десантники обнаружили расстрелянных и среди них полуживого шестнадцатилетнего Колю Ковальчука...

"Свобода или смерть!"

Белогвардейцы на станции Дымка дрались с ожесточением, то и дело переходили в контратаки. Им удалось забросать гранатами, а затем и подорвать переднюю платформу бронепоезда № 1, а пехотинцев Гулинского потеснить за семафор.

Неизвестно, чем бы закончилась эта схватка, если бы не подоспел бронепоезд "Свобода или смерть!" с тремя сотнями моряков-десантников.

Полупанов остановил свой бронепоезд за семафором, выслал вперед разведчиков, следом за ними - отряд моряков, а сам, забравшись на орудийную башню, стал рассматривать в бинокль позицию белогвардейцев. Шесть пушек и сорок пулеметов бронепоезда были наготове.

- Шрапнелью... Прицел... Огонь! - наконец протяжно скомандовал Полупанов.

Прогремел залп. Бронепоезд вздрогнул и попятился на тормозах.

Белогвардейцы выкатили на открытую позицию полевые пушки, чтобы с ближней дистанции уничтожить подбитый бронепоезд Гулинского. Полупанов заметил это и, выручая попавших в беду "братишек", открыл по батарее белых огонь прямой наводкой...

Завершила бой штыковая атака. Полупановцы внезапно ударили по белогвардейцам с фланга, и те не смогли устоять перед бесстрашными матросами в полосатых тельняшках, с развевающимися по ветру лентами бескозырок, с винтовками наперевес.

После боя и допроса Печерского мы с Просвиркиным вернулись на станцию. Здесь уже шел митинг.

- Товарищи! Обнаглевшая контрреволюция перешла в открытое наступление, она бросила нам вызов...

Полупанов стоял у ствола еще не остывшей пушки перед толпой вооруженных матросов, красноармейцев, жителей пристанционного поселка.

На его загорелом с рябинками лице чернели два пятна, шея и рука были забинтованы - ранило, когда корректировал огонь с бронепоезда.

Я протиснулся вперед и, как только Полупанов закончил речь, поднялся к нему на площадку броневагона:

- Командующий Бугульминской группой войск товарищ Ермолаев говорил тебе обо мне?

Полупанов поднес руку к уху и посмотрел на меня воспаленными глазами.

- Здесь шумно, браток, а я малость оглох - от пушек. Зайдем-ка в мой коробок! - Он взял меня за руку и повел в броневагон.

Там было сумрачно. Полупанов приоткрыл смотровой люк. Мы сели у небольшого железного столика с прикованным к нему полевым телефоном. Я предъявил удостоверение и рассказал о событиях у разъезда Шелашниково... Выслушав меня, Полупанов достал из полевой сумки карту.

- Значит, так! - размышлял он вслух. - Белочехов ты встретил в двадцати верстах от железной дороги в полдень. Сейчас что мы имеем? - он взглянул на большие карманные часы. - На моих купеческих шестнадцать. Чехи доберутся до разъезда, вероятно, только к вечеру. А мы часа через полтора, и никак не позднее, будем уже на месте!

- Не опоздаете?

- Ни в коем разе. Ведь на разъезде ты застукал глаза отряда, они и должны смотреть на двадцать верст вперед! К тому же у них переходы совершаются по всем правилам воинского устава: подъем, отвал, привал, жратва. А мне только свистнуть, и все готово к бою! Так что непременно успеем.