На незримом посту - Записки военного разведчика - [2]

Подходя к госпиталю, я волновался, ожидая встречи с ним.

...Григорий Трофимович лежал на койке у окна. Слабый свет полуденного солнца падал на его белую рубашку и раскрытую книгу в руке. В большой палате было душно, пахло лекарствами и махоркой.

Увидев меня, Григорий Трофимович с усилием повернулся, откладывая книгу. Я бережно пожал его руку и присел на край койки.

- Ну рассказывай, что нового? - Кузьмичев посмотрел на меня с таким сердечным вниманием, будто я был тяжело ранен и нахожусь на лечении, а он здоров и невредим. Я попросил его рассказать о себе.

- А что рассказывать? - воскликнул мой наставник. - Все ясно: пуля угодила в плечо, теперь надо лежать да лежать. И это в то время, когда всюду нужны мало-мальски знающие военное дело люди! - и с сожалением покачал головой.

- О чем ты думал, когда смерть смотрела в твои глаза? - спросил я.

Кузьмичев улыбнулся и, помолчав, произнес:

- О чем думал? Да о том, кому передать командование ротой. Заместителя-то забыли избрать, понадеялись, что ли? А ведь большая часть красногвардейцев - простые рабочие, впервые взявшие в руки винтовку. Не то что командовать, а с прицельной мушкой винтовки не справлялись, стреляли как из револьвера... А что смерть. Я давно решил: лучше быть один раз покойником, чем всю жизнь оставаться трусом.

Тут распахнулась дверь, и послышался зычный голос:

- Товарищи больные! Приготовьтесь обедать!

Кто-то озорно ответил:

- Обедать всегда готовы!

Пока продолжалась "трапеза", я рассказывал Кузьмичеву о том, что губернский совнархоз направляет меня в бывшее имение князя Голицына механиком по ремонту сельхозмашин и оборудования.

- Так, говоришь, начнем хлеб выращивать? - с нескрываемым удовольствием произнес Григорий Трофимович. - Это, брат, большое дело! Революция без хлеба, что малое дитя без молока матери! - воскликнул он, все более оживляясь и радуясь. Потом в глазах его промелькнула тревога.

- Хлеб хлебом! Однако не забудь прихватить револьвер и пару гранат. Напарника дают или один будешь?

- Обещали прислать кузнеца Илью Круглова.

- Не густо, - заметил Григорий Трофимович. - Илья мужик твердый, но двое против приверженцев князя, все же маловато! Смотрите в оба, не то из-за угла ухлопают...

Вспомнили о Трубочном заводе, о товарищах... Вспомнил и я, как осенью 1914 года, не зная того, выполнил первое свое партийное поручение. А дело было так. Я проходил по цеху мимо Кузьмичева. Вдруг он окликнул меня:

- Эй, ты! Возьми-ка концы да оботри мой станок! - именно так обращались к ученикам квалифицированные мастера.

Пока я возился с его станком, Григорий Трофимович незаметно показал на дальний угол механической мастерской.

- Оботрешь и можешь быть свободен, чижик! - нарочито громко проговорил Кузьмичев, уходя в сторону механической. Но я уже понял, что нужно делать: ждать Григория Трофимовича в темноватом углу механической...

Вскоре появляется он, проходит мимо меня, "роняет" сверток бумаги, шепчет: "Раздай быстрее рабочим!"

Осматриваюсь вокруг, поднимаю сверток. Развертываю его, вижу листовки, быстро обхожу токарей и слесарей-лекальщиков, незаметно даю каждому и возвращаюсь на свое место. Одну оставил себе. Из нее узнал, что арестована большевистская фракция IV Государственной думы. Арестована за то, что выступила за поражение собственного правительства, за превращение войны империалистической в войну гражданскую.

Конспиративная школа моего партийного наставника Григория Трофимовича Кузьмичева не раз спасала меня от многих бед и опасностей. Не потому ли я так стремился навестить раненого друга, послушать его мудрый совет?..

Товаро-пассажирский поезд, которым я выехал из Самары, довез меня до станции Кротовка, где предстояла пересадка на узкоколейку, идущую на Сургут - Сергиевск. На каком-то разъезде перед Кротовкой мы обогнали воинский эшелон с возвращавшимися из немецкого плена солдатами и стоявшую в тупике санитарную летучку с тифозными больными.

На конечную станцию Сургут поезд прибыл рано утром. Я вышел на перрон, осмотрелся. Верстах в двух на холме виднелся небольшой поселок, уже в те времена славившийся минеральными водами. Отчетливо было видно здание лечебницы, основанной чуть ли не при Петре Первом.

Каждая дорожка в дубовой и березовой рощах, окружавших поселок, вызывала в моей памяти воспоминания - в детстве вместе с матерью мы не раз приезжали сюда к лечившемуся на минеральных водах отцу.

Поля были еще йод снегом, но апрель уже расквасил проселочные дороги, и пробираться по ним пешком, да еще с пожитками, было бы нелегко. Но попутной оказии все не было. Только в полдень удалось договориться с крестьянином, приезжавшим на станцию по каким-то своим делам.

- Деньги? Да разве керенки деньги? - пренебрежительно заметил крестьянин. - Вот раньше были деньги! А теперича расплачивайся чем попало... Да ты чей будешь?.. Садись! Чувствительности ради только и беру.

И мы поехали.

Талый обледеневший снег блестел под слепящим весенним солнцем. Приятно пригревало затылок и спину. От лошади валил пар.

Подергивая самодельными веревочными вожжами, шлепая промокшими лаптями по оттаявшей дороге, возчик то и дело поглядывал на лошадь, которой он не дал как следует отдохнуть и перед которой чувствовал свою вину, и громко делился своими бедами и деревенскими новостями.