На незримом посту - Записки военного разведчика - [2]
Подходя к госпиталю, я волновался, ожидая встречи с ним.
...Григорий Трофимович лежал на койке у окна. Слабый свет полуденного солнца падал на его белую рубашку и раскрытую книгу в руке. В большой палате было душно, пахло лекарствами и махоркой.
Увидев меня, Григорий Трофимович с усилием повернулся, откладывая книгу. Я бережно пожал его руку и присел на край койки.
- Ну рассказывай, что нового? - Кузьмичев посмотрел на меня с таким сердечным вниманием, будто я был тяжело ранен и нахожусь на лечении, а он здоров и невредим. Я попросил его рассказать о себе.
- А что рассказывать? - воскликнул мой наставник. - Все ясно: пуля угодила в плечо, теперь надо лежать да лежать. И это в то время, когда всюду нужны мало-мальски знающие военное дело люди! - и с сожалением покачал головой.
- О чем ты думал, когда смерть смотрела в твои глаза? - спросил я.
Кузьмичев улыбнулся и, помолчав, произнес:
- О чем думал? Да о том, кому передать командование ротой. Заместителя-то забыли избрать, понадеялись, что ли? А ведь большая часть красногвардейцев - простые рабочие, впервые взявшие в руки винтовку. Не то что командовать, а с прицельной мушкой винтовки не справлялись, стреляли как из револьвера... А что смерть. Я давно решил: лучше быть один раз покойником, чем всю жизнь оставаться трусом.
Тут распахнулась дверь, и послышался зычный голос:
- Товарищи больные! Приготовьтесь обедать!
Кто-то озорно ответил:
- Обедать всегда готовы!
Пока продолжалась "трапеза", я рассказывал Кузьмичеву о том, что губернский совнархоз направляет меня в бывшее имение князя Голицына механиком по ремонту сельхозмашин и оборудования.
- Так, говоришь, начнем хлеб выращивать? - с нескрываемым удовольствием произнес Григорий Трофимович. - Это, брат, большое дело! Революция без хлеба, что малое дитя без молока матери! - воскликнул он, все более оживляясь и радуясь. Потом в глазах его промелькнула тревога.
- Хлеб хлебом! Однако не забудь прихватить револьвер и пару гранат. Напарника дают или один будешь?
- Обещали прислать кузнеца Илью Круглова.
- Не густо, - заметил Григорий Трофимович. - Илья мужик твердый, но двое против приверженцев князя, все же маловато! Смотрите в оба, не то из-за угла ухлопают...
Вспомнили о Трубочном заводе, о товарищах... Вспомнил и я, как осенью 1914 года, не зная того, выполнил первое свое партийное поручение. А дело было так. Я проходил по цеху мимо Кузьмичева. Вдруг он окликнул меня:
- Эй, ты! Возьми-ка концы да оботри мой станок! - именно так обращались к ученикам квалифицированные мастера.
Пока я возился с его станком, Григорий Трофимович незаметно показал на дальний угол механической мастерской.
- Оботрешь и можешь быть свободен, чижик! - нарочито громко проговорил Кузьмичев, уходя в сторону механической. Но я уже понял, что нужно делать: ждать Григория Трофимовича в темноватом углу механической...
Вскоре появляется он, проходит мимо меня, "роняет" сверток бумаги, шепчет: "Раздай быстрее рабочим!"
Осматриваюсь вокруг, поднимаю сверток. Развертываю его, вижу листовки, быстро обхожу токарей и слесарей-лекальщиков, незаметно даю каждому и возвращаюсь на свое место. Одну оставил себе. Из нее узнал, что арестована большевистская фракция IV Государственной думы. Арестована за то, что выступила за поражение собственного правительства, за превращение войны империалистической в войну гражданскую.
Конспиративная школа моего партийного наставника Григория Трофимовича Кузьмичева не раз спасала меня от многих бед и опасностей. Не потому ли я так стремился навестить раненого друга, послушать его мудрый совет?..
Товаро-пассажирский поезд, которым я выехал из Самары, довез меня до станции Кротовка, где предстояла пересадка на узкоколейку, идущую на Сургут - Сергиевск. На каком-то разъезде перед Кротовкой мы обогнали воинский эшелон с возвращавшимися из немецкого плена солдатами и стоявшую в тупике санитарную летучку с тифозными больными.
На конечную станцию Сургут поезд прибыл рано утром. Я вышел на перрон, осмотрелся. Верстах в двух на холме виднелся небольшой поселок, уже в те времена славившийся минеральными водами. Отчетливо было видно здание лечебницы, основанной чуть ли не при Петре Первом.
Каждая дорожка в дубовой и березовой рощах, окружавших поселок, вызывала в моей памяти воспоминания - в детстве вместе с матерью мы не раз приезжали сюда к лечившемуся на минеральных водах отцу.
Поля были еще йод снегом, но апрель уже расквасил проселочные дороги, и пробираться по ним пешком, да еще с пожитками, было бы нелегко. Но попутной оказии все не было. Только в полдень удалось договориться с крестьянином, приезжавшим на станцию по каким-то своим делам.
- Деньги? Да разве керенки деньги? - пренебрежительно заметил крестьянин. - Вот раньше были деньги! А теперича расплачивайся чем попало... Да ты чей будешь?.. Садись! Чувствительности ради только и беру.
И мы поехали.
Талый обледеневший снег блестел под слепящим весенним солнцем. Приятно пригревало затылок и спину. От лошади валил пар.
Подергивая самодельными веревочными вожжами, шлепая промокшими лаптями по оттаявшей дороге, возчик то и дело поглядывал на лошадь, которой он не дал как следует отдохнуть и перед которой чувствовал свою вину, и громко делился своими бедами и деревенскими новостями.
Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.
«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.
Татьяна Александровна Богданович (1872–1942), рано лишившись матери, выросла в семье Анненских, под опекой беззаветно любящей тети — Александры Никитичны, детской писательницы, переводчицы, и дяди — Николая Федоровича, крупнейшего статистика, публициста и выдающегося общественного деятеля. Вторым ее дядей был Иннокентий Федорович Анненский, один из самых замечательных поэтов «Серебряного века». Еще был «содядюшка» — так называл себя Владимир Галактионович Короленко, близкий друг семьи. Татьяна Александровна училась на историческом отделении Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.