На неведомых тропинках. По исчезающим следам - [95]

Воспоминание было ярким, как вспышка. Сваар, приговоренный за то, что влез в отношения нелюдей накануне прибавления в семействе, уж очень сладкой оказалась их ярость. Не удержался, подтолкнул. В итоге четыре трупа и заложник, опьяневший от силы. Он тоже хотел знать, почему его казнят. За что? За его суть? За его природу? Бывший человек так и не понял, что даже нечисть не гадит в собственном доме.

Я помню ответ старика:

«Право знать соблюдали лишь святые, лишь ушедшие, нам так высоко летать грехи не дают».

Сказал и отмахнулся.

«Право знать» — закон тех, кто управлял этими землями до эпохи Единения. Демоны вышли из тени Высших и Низших только после их ухода. Вышли и прибрали к рукам пределы. Так почему Простой соблюдает закон, который давно никто не помнит? Или все дело в том, что помнит он?

Кирилл тоже говорил об этом. Говорил, что Простой лично беседует с приговоренными. С теми, кто должен умереть. С нами.

Когда хозяин востока двигался, его песочная одежда не натягивалась и не собиралась складками. Она выглядела монолитом. Продолжая держать на широкой ладони часть расколотого лица Киу, другой рукой мужчина взял флягу, большим пальцем раскручивая крышку на узком горлышке, пока та без единого звука не упала на песок. Простой поднес флягу к лицу, и на одно безумное мгновение мне показалось, что он сейчас хлебнет оттуда. Но он всего лишь вдохнул воздух. Выглядело абсурдно. Разве может песок ощущать запахи? Видимо, да, но не всякий, а именно этот, собранный в статую чужой волей, не имеющий ни органов, ни рецепторов, и все-таки чувствующий.

— Боль шамана, мед психаря, яд нелюдя, шкура заложника, кровь демона, — монотонно перечислил памятник и наклонил сосуд.

С горлышка сорвалась тягучая капля и упала на его ботинок. Песок тут же брызнул в разные стороны, словно там внутри взорвалась петарда.

— Выворотное зелье, — без эмоционально сказал целитель, — выворачивает наизнанку все, с чем соприкасается.

— Не вы? — устало переспросил демон.

— Но я его слышала? — глупее возражения не придумаешь, но другого у меня не было.

— Потому что он, — взгляд на джина, — позволял тебе слышать.

— Должен же был кто-то отвлечь Радифа, — не стал отпираться Евгений.

Да, все именно так, пришло запоздалое понимание, для этого он и пошел на сделку с Мартыном, для этого освободил его во время казни, мы всего лишь отвлекающий фактор, а никак не главные герои. «Жаль, что это ты», — вот, что я услышала от тюремщика накануне казни, но вряд ли он действительно сожалел. Перед глазами одна за другой вставали картинки: плачущая явидь — «они забрали мой яд», лягушачья улыбка лгуны и ее расползающаяся шкура, прикованный целитель, подающий руку тюремщику. Сбор ингредиентов — вот что это было.

Кайло Видящего там же, где и всегда, на западе. Я человек и рассуждаю, как человек. Для меня артефакт ушедших — это вещь, очень опасная, но всего лишь вещь. Вряд ли хозяин запада думает так же, и вряд ли он когда-нибудь расстанется с ним, тем более передаст в руки южного джина, чтобы разрушить цитадель востока. Даже для нашей тили — мили — тряндии это перебор. Только как же в этот перебор было удобно верить.

— Ммм… кровь Прекрасной? — под взглядом песочного мужчины ботинок снова обрел четкие очертания.

— Хозяйка предлагает сделку: знание в обмен на жизнь, — Евгений склонил голову.

— На чью жизнь? — вопрос прозвучал равнодушно, словно все, что мог сказать исполнитель желаний, не имело значения, Простой протянул флягу обратно и скомандовал, — пей.

— На вашу, джараш.

— Я Джар Аш. Я первый. Я видел, как ваши хозяева сменяют друг друга, будто лепестки на увядающем цветке. Киу была со мной с первого дня эпохи единения. Что может предложить новый лепесток взамен «той, что цветет осенью»[9]? — фляжка перешла в руки джина, и я заметила, что ладонь психаря дрогнула, соприкасаясь с обтянутым кожей сосудом. — Пей! Эта смерть будет быстрой.

— Она предлагает вам тело, — будь в слепых глазницах памятника глаза, они бы сейчас налились злостью, сила песков всколыхнулась, заставляя кристаллики на полу подрагивать от напряжения, но песчаное лицо оставалось равнодушным, — со всем уважением, — быстро добавил исполнитель желаний, склоняясь. — Когда-то давно вы нарушили клятву крови, данную другому демону, и выжили. За это знание Хозяйка вернет вам тело. Тело демона.

Я прерывисто вздохнула. Вот что значит его высокопарное «Цитадель — это я, наорочи». Не бравада, не самолюбование. Я ошиблась еще раз. Вода, та вода, которой не существует, но которую я слышала, шла не за мной, не за Вестником, она шла за Простым. Каждый раз, когда вертикаль цитадели выворачивало наизнанку, сила Хозяина Востока была рядом — в комнате, в коридоре, на казни. Как сказал Мартын, он много раз пытался докричаться до Простого. Джин пошел другим путем, психарь, ставший тюремщиком, чтобы поговорить с Хозяином Востока, слуга, который так ни разу и не увидел демона. Выворачивающее зелье — это не больше чем крик мальчишки, желающего привлечь внимание старшего. Всего лишь истерика подростка, которого не хотят слышать.

— Каждую эпоху находится герой, готовый меня облагодетельствовать. Не хочешь пить? Твой выбор. Я буду великодушным и сохраню его за тобой до конца, когда решишь, что с тебя хватит, — он посмотрел на флягу в руке Евгения. — Что же касается клятв, я научу их произносить, научу клясться на крови, на кишках, на еще бьющемся сердце. Прежде чем время оббежит внешний круг, ты дашь тысячи обетов и кожа слезет с твоих губ.