На неведомых тропинках. По исчезающим следам - [13]

— Но… — мальчишка дернулся.

— Предлагаю сделку, — Мартын с серьезным видом склонился к Марку, — я постараюсь вернуть наших отцов, а ты сохранишь то, что мы здесь оставим.

Парень захлопал глазами.

— Я оставляю здесь брата. Очень маленького беззащитного брата. Она, — кивок на змею, — сына. Ольга — дочь.

— Ага, — подтвердила Легенда Зимы, — очень маленькую и беззащитную дочь, — она выставила палец и полюбовалась на коготок. — Кстати, мама, носки у меня есть, а вот пилочка не помешает.

Я даже не стала укорять ее за подслушивание, бесполезно и как-то глупо. Чувство неловкости серой мышью заскреблось внутри. Моя дочь слышала, что Пашка говорила о Венике. И обо мне. Я не знала, как относиться к тем словам, и не могла представить, как отнеслась она. Но судя по улыбке, шокировать Легенду Зимы не удалось. Она не я. И слава Святым.

— Присмотри за ними, — словно не слыша Алису, продолжал Мартын и протянул Марку ладонь. — Сделка?

Мальчишка подумал и пожал руку целителя.

— Сделка.

Больше всего это походило на договор о намерениях, которые так любят заключать политики. Вроде все правильно, и в душе отклик находит, но исполнять никто не собирается. Одно слово «постараюсь» сводило на нет любые обязательства. Но сын Веника был еще слишком мал, чтобы понимать, насколько сильными могут быть неданные обещания.

— Я сейчас расплачусь, — нарушила торжественность момента Пашка. — Тебе не целителем, а вожатым в лагере для умственно отсталых детей работать.

2 Братья по артефакту

Я мало где бывала, мало путешествовала. Ездила в детские лагеря, но не дальше границы области, маме так и не удалось выбить нам путевку в легендарный Артек. Куда еще? Дом отдыха, пара экскурсий в Москву, к бабушке на Климовские карьеры, к брату в Переславль, тогда он еще работал, не пил и был жив. К сестре на другой континент не выбралась ни разу, не успела, ушла на стежку. То время вроде бы обычное, человеческое сейчас вспоминалось с теплом. Тогда я знала, кто я.

До Вепревой пустоши добирались верхом, по нашей тили-мили-тряндии не проложены железные дороги, да и никакие другие тоже. Вагон покачивался, колеса стучали, рельсы убегали вперед, иногда встречаясь с другими, иногда расходясь в разные стороны. Транссибирская магистраль, как свидетельствовал буклет, выданный в окошке кассы вместе с билетами, и который так и не поднялась выбросить рука, уходила на восток. Северный путь, как его еще назвали (поживешь на стежке, поневоле начнешь обращать внимания на такие обозначения), проходил через Москву, Ярославль, Данилов…

Я и забыла, каким успокаивающим может быть стук колес, и каким настойчивым многоголосый гомон продавцов беляшей, шариковых ручек и кроссвордов, которые вытеснили газеты. Мне вспоминались Северный край, Советский спорт, что всегда покупали серьезные дядьки в кепках, и разворачивали сидя на жестких сиденьях электричек.

Галич, Нея, Шарья…

Почти сутки до Екатеринбурга, города в голове той, что перепрыгнула несколько десятилетий, оставшийся по-прежнему Свердловском. Я так и сказала кассирше, покупая билеты, вызвав пару смешков за спиной, и надзирательную, но, к счастью, краткую тираду женщины. В сущности, она права. Слова человека не причинили боли, за ними не последовал рык и удар, приятное разнообразие.

Мы выкупили купе, и явидь проспала всю дорогу на верхней полке, открыв глаза дважды. Первый, когда к нам заглянула проводница с парой дежурных вопросов про белье и чай. Второй, когда я, обеспокоенная ее неподвижностью, встала и подняла руку, но коснуться матраса не успела.

— Оставь, — Сказал Мартын, — Она в спячке.

— Вижу, что спит, — распахнувшиеся медные глаза, в которых не было ни грана осмысленности, закрылись.

— Я сказал в спячке, — парень поднял голову от ноутбука. — Восстанавливает силы, неизвестно с чем придется столкнуться.

Глазов, Балезино, Первоуральск…

Города сменяли друг друга за окном, как хорошо сохранившиеся фотокарточки. Чем-то неуловимо похожие друг на друга здания вокзалов. Светлые стены, часто колонны и обязательно часы, большие и круглые, которые наверняка оглушительно тикали, если бы висели в помещении.

Я пялилась на серую хмарь за окном, считая верстовые столбы, и думала. Никогда раньше никогда так далеко от дома не забиралась. Ни в прошлой жизни, не в нынешней.

— Ольга, — потряс меня за плечо молодой целитель. — Слушайте…

Я захлопала глазами, понимая, что умудрилась заснуть сидя за столом, положив голову на руки. Небо за окном уже успело расцвести блеклыми красками зари, темные верхушки елей смотрелись упирающимися в небо пиками.

— Слушайте, — у парня в руках был так и «ненайденный» желтый дневник Тура Бегущего. Библиотека земли детей закрылась на неопределенное время. Я почему-то думала, что стяжатель последует за нами, вернее, за книгой, но Пашка и Мартын только пожимали плечами, как бы говоря, вот когда последует, тогда и будем думать.

— Почему ты обращаешься ко мне на «вы»? — я потерла глаза. — Собственно, ты один так делаешь.

— Вы же мать легенды Зимы, — он говорил это, как само собой разумеющееся, — Человеческая игрушка хозяина.

— Впервые слышу, чтобы слово «игрушка» произносили без пренебрежения. Давай на «ты», вроде вырос уже.