На небо сразу не попасть - [2]
Те люди, кто из моего поколения, и те, кто старше нас, те, кому удалось избежать смерти от немецких либо украинских рук, сохранили в памяти образы событий, которые наступили во Львове с 30 июня 1941 года, — другими словами, от момента вхождения украинского батальона «Нахтигаль», подчинённого военной разведке Абвера, а также подразделений Вермахта — до 23 июля 1944, когда последние немецкие солдаты отступили из города, в который вошла советская Красная Армия.
Тысячи людей, умерших в те годы организованного истребления от голода, холода, болезней, замученных зверским образом украинскими националистическими боёвками и украинской вспомогательной полицией, функционерами особых ликвидационных групп, подразделениями СС, полиции и регулярной немецкой армии, никогда уже ничего не расскажут. Чаще всего их останки покоятся в до сих пор не эксгумированных братских могилах на окраинах Львова, в пригородных лесах, не обозначенных надгробиями, крестами или звёздами Сиона или хотя бы малейшей надписью. В одной из этих братских могил находятся останки моих близких, расстрелянных, заколотых штыками немецких носителей нового порядка в Европе — «Нового порядка» — и их украинских помощников.
Из этих братских могил они уже никогда ничего не поведают, и потому живущие обязаны говорить за них.
Ребёнком в те времена я участвовал в таких делах, о которых не желал бы помнить, но само время, о котором идёт речь, вынуждало детей принимать участие в тех событиях. В то время, о котором ведётся речь, для немецких военно-полевых и особых судов не существовало разницы между взрослыми и детьми, если речь шла о поляках и евреях. В детской камере, в которой я находился, вместе с нами был девятилетний Рысек, которого львовский полицейский суд приговорил к смерти, и приговор был приведён в исполнение.
22 июня 1941 года, через несколько часов после того, как на Львов, мой родной город, упали первые немецкие бомбы, я начал записывать всё, что происходило вокруг меня. После того, как Львов заняли немцы, я продолжал вести свои записи, но записывал уже только самые важные события. С 4 апреля по 1 октября 1942 и с 29 декабря 1942 по 29 сентября 1943 я находился в немецкой тюрьме.
Сначала это была предварительная камера. Пробыл в ней недолго. Затем был переведён в камеру для малолетних. При повторном аресте, с 4 января 1943 года, после пребывания на протяжении нескольких дней в военной тюрьме Вермахта на ул. Замарстыновской, я снова оказался в Быцирке на улице Казимировской, в камере № 13 для рецидивистов. Со 2 июля по 29 сентября 1943 года я пребывал в тюрьме в Стрые, в месте невольничьего труда, в сельскохозяйственном имении, находившемся под управлением голландского добровольческого подразделения СС, в селе Угерско недалеко, от Стрыя.
В тюрьме и на работах было очень трудно систематически вести записи. В случае поимки кого-то за описанием событий, немцы ссылали заключённого в концентрационный лагерь либо расстреливали. В то время я записывал события на свободных листках бумаги, добытых разными путями. Это были обрезки упаковки с продовольственных посылок от семей, бумага от упаковок ваты, а также писал на полях образков с рисунками святых, которые доставлялись в тюрьму Главным опекунским советом. Часть этих записок сохранилась у г-на Андрея Васютыньского, который сидел вместе со мной в камере и который из этой тюрьмы вышел. После войны я нашёл его через польский Красный Крест. Васютыньский вынес из тюрьмы мои записки и вернул их мне в конце 1947 года.
Не все записки сохранились, часть из них пропала, однако большую часть событий того периода я помню и могу воспроизвести. Восстанавливая и воссоздавая мои записки, я старался сохранить их тогдашний стиль и характер. Собственно, из этих уцелевших записок, заметок и того, что сохранила память, и возникла эта небольшая книжка.
Первое издание книги под этим же названием «На небо сразу не попасть» появилось много лет назад усилиями «Книги и знания».
Незадолго перед сдачей в набор издатель убрал многие куски — больше чем целый печатный лист. Было убрано также некоторое количество строк из содержания книги. Едва прошло пять лет после польского Октября, как снова ввели обязательную цензуру, хотя и в более мягкой форме. Также несколько лет спустя Правовое Издательство постановило сохранить правильный текст первого, сокращённого издания. Нынешнее издание содержит оригинальный текст моих мемуаров, а также много дополнительной информации.
Во время, когда появится моя книжка, на границах Польши господствует покой, а трудности, которые переживает мой народ, являются, наверное, типичными для периода преобразования, когда страна и большая часть Европы находятся в стадии перемен — мы отошли от одной системы, решительно плохой, но далеко нам ещё до осознания иной, лучшей и более справедливой для всех без исключения. Ничто не указывает на то, что покой, который установился сейчас на наших государственных границах, мог бы быть в ближайшее время нарушен. Однако нельзя нам забывать о недавнем и, к сожалению, куда более страшном прошлом.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.