На минном поле любви - [27]

- Па, ты Семеныча этого сам не мочи, лучше киллера найми.

- Много чести, — огрызнулся отец, — сам отпадет банный лист от задницы.

Таким образом он создавал видимость, что контролирует ситуацию. И только мать сохраняла спокойствие, так что если под чьим контролем и была ситуация, то под ее.

Как–то вечером мать позвала отца:

— Идолище! Вылезай из своего капища! Мириться будем!

Я как всякая неравнодушная к родительскому счастью дочь приоткрыла дверь своей комнаты и навострила уши.

- А мы разве ссорились? – съязвил отец.

- А как же, конечно, ссорились. Из–за «Семеныча». Так вот: его в нашей жизни больше не будет!

- Он что, мерзавец, помоложе себе нашел, а тебя бросил?

- Ага. И побрела я, старая и брошенная, по дороге, и подумала: «Ну, кому я еще кроме Левки нужна? Кто еще будет любить меня, морщинистую и параличную?»

- Морщинистую и параличную — это уж слишком, не преувеличивай моих заслуг перед родиной. Так что у тебя с Семенычем произошло?

- Он объяснился, я отказала. Все.

- А раньше ты этого сделать не могла?

- А он раньше и не предлагал. Что же мне: всякий раз на поданное пальто вместо «спасибо» отвечать ему «Я не такая!» или слать на дом телеграммы «Семеныч, вы мне безразличны!»?

Отец захихикал. А я перестала подслушивать.

Ожидание вне жизни

Прошло немного времени и меня, как и положено глазастому и ушастому русскому писателю, одолела любознательность. И я завела с маман разговор о месте любовного чувства в жизни женщины. Женщины средних лет. В том смысле: а в эти годы еще случается? Не в кино, а в действительности? Ну, а если случается, то почему не с тобой? И ответ был совершенно не тот, который я предвидела: ни объяснений насчет неземной и пламенной любви к отцу, ни изъявлений преданности по отношению к нам, ни проповедей на тему семейных ценностей. Я слушала–слушала и в какой–то момент попросила: «Ма, напиши мне письмо. Вот сядь за компьютер, создай файл и напиши все, о чем говорила. Я, с одной стороны, сравню в свое время, насколько это будет похоже или непохоже на мое представление о любви. А с другой стороны, не я от твоего имени, а ты сама расскажешь публике, как относится к любви нормальная современная женщина за сорок». Письмо я, конечно, подредактировала. Но не сильно. Чтобы было с чем сравнивать через два десятилетия.

«Дорогая, эта «любовь ва–банк» — игра не для меня. И не то, чтобы я была трусихой, которая боится сильного чувства или осуждения окружающих… Нет, я, конечно, не боевая валькирия с мечом, конем и золотистым париком – боюсь многого и многим не хочу рисковать. Потому что вижу: выигрыш моих потерь не окупит. Когда мне было столько лет, сколько тебе, я ждала большой–пребольшой любви и без зазрения совести пожертвовала бы ради нее практически всем. Казалось, после слияния в экстазе пространства–времени не существует. Как бы финальный поцелуй на фоне заката под радостный музон – и эти семь секунд длятся вечно, сопровождаясь вечным же блаженством. Да, такое упустить – очень обидно. Тем более, что в юности страстно хочешь верить в совершенство. И в первую очередь – в совершенные отношения между людьми.

Ведь разговоры и песни про благополучно обретенную половинку не одной тебе мозги канифолят. К тому же в молодые годы комплекс неполноценности так действует, что сама себя ощущаешь недоделанной, несамодостаточной и оттого ужасно хочется себя «дополнить» и усовершенствовать. Это самое «дополнение к себе» легче всего искать где–нибудь в эмоциональной сфере. Потому что остальные сферы не слишком доступны, и никто тебе дверку не придержит: заходи, мол, дорогая, не тушуйся! Нет, туда надо пробиваться, проникать, укореняться, расти… Бодяга на много лет. А хочется, чтобы все содеялось быстро – лучше сию минуту. И дожидаться успеха чертову уйму лет никакого желания нету. Потому что кажется: в тридцать, максимум в тридцать пять жизнь заканчивается. По крайней мере, жизнь эмоциональная: человек высыхает, становится холодным и расчетливым… Какие уж тут взрывы чувств, какие майские дни, какие именины сердца? Вообще, юность так богата эмоциями, что воспринимает их как инструмент и как сырье для строительства счастья. Но мы в двадцать – а некоторые и в тридцать, и даже в пятьдесят – понятия не имеем, что эмоциональная сфера – самая прихотливая и непредсказуемая среди всех. Сначала именно это свойство вызывает в нас желание «покорить» ее, точно Эверест. А после покорения вершины наслаждаться красивыми видами и заслуженной славой первостатейного альпиниста. Немецкая писательница Рикарда Хух верно заметила: «Любовь – это награда, полученная без заслуг». Кто бы от такой удачи отказался: получить приз — и даже без всякого лотерейного билета?

Неудивительно, что мы все в свои двадцать или раньше отправляемся одним и тем же маршрутом: большую любовь искать. Меняем партнеров, шлифуем мысленный идеал, ищем «условия максимального благоприятствования» и все такое… А потом набредаем на проблемы, о которых старшие знают, но молчат. Или не молчат, но все равно — кто станет слушать старших, когда тебе двадцать, и в крови у тебя гормональная буря? И все таки, реализуя себя в романах, неизбежно запинаешься все о тот же порожек: всякое существование