На мели - [26]

– Буэнас ночас. Спокойной ночи.

– Буэнас ночас, – ответил Ингрем.

Плот отплыл в сгущающуюся тьму, а он побрел к берегу, на секунду остановился у штабелей, прислушиваясь к ничем не нарушаемой тишине и вдыхая чистый соленый запах ночи и одиночества. Затем едва заметная волна – это все, что осталось от могучего водяного вала, опавшего на сотнях милях мелей и баров, – набежала на песок и со слабым всплеском затихла где-то в темноте, как бьющаяся на крючке барракуда. У каждого есть то, без чего невозможно прожить. Для него это море в тропиках. Даже за тысячу жизней оно не надоест ему.

У его ног лежала бутылка с водой. Он поднял ее и увидел, что она еще наполовину полна. Ингрем попытался сосчитать, сколько у него осталось сигар, сожалея, что не подумал о том, чтобы взять побольше из своего чемодана на яхте. Но, перебрав пальцами в портсигаре, обнаружил, что там целых три штуки. Этого должно хватить. Он закурил одну и сел на песок, прислонившись к ящикам.

Может, стоит взобраться на борт ночью, когда они заснут? Плавать он умел хорошо, но вот подняться на палубу – это совсем другое дело. Они не дураки, чтобы оставить плот на воде и предоставить ему такую возможность. А как насчет ватерштага? До нижнего конца дотянуться можно, а потом, перебирая руками, уцепиться за бушприт. Но шансов проделать все это, не перебудив всех, мало: во всяком случае, следует подождать до полуночи.

До него донесся хохот, а потом и звуки музыки. На “Драконе” включили радио. Ингрем лег на песок, разглядывая в небе слабые очертания созвездий и прислушиваясь к шумному веселью. На миг он представил себе, как оно перерастает в столь же шумную ссору, но с раздражением отбросил от себя эту мысль. Какое ему до этого дело. Его размышления прервало шлепанье весел по воде. Ингрем услышал, как плот проскрипел по песку и остановился. При свете звезд капитан различил силуэт худощавого человека. Это мог быть только Руис. Он выбрался на берег и вытащил за собой плот.

Латиноамериканец что-то держал в руке.

– Я здесь, – спокойно сказал Ингрем.

– Не вздумай подходить ко мне сзади, амиго.

– Не буду, – ответил капитан и щелкнул зажигалкой. – Что, вечеринка показалась тебе чересчур веселой?

Руис вошел в круг света, его мрачное оливковое лицо было таким же невозмутимым, как всегда.

– Я тут привез кое-что для спанья, – сказал он, бросив на песок одеяло и подушку. – К утру здесь становится прохладно.

– Премного благодарен. Садись, поговорим. Сигары куришь?

– Спасибо, у меня есть сигареты. Карлос вытащил одну и закурил, присев на корточки с привычной предосторожностью профессионала на таком расстоянии от собеседника, чтобы до него нельзя было дотянуться. Над водой разносилась дробь кубинских барабанов и треск маракасов.

– Слишком шумят, – неохотно признался латиноамериканец, как будто считал, что должен что-то сказать о вечеринке; но не желая делиться информацией. Так, если парочка сейчас танцует, скандал все еще впереди. Впрочем, что это меняет? – подумал Ингрем.

– Слушай, что за парень этот Моррисон?

– Он тверд, как кремень, и себе на уме.

– Ты давно его знаешь?

– Встречались то здесь, то там, еще со времен войны. Мы были вместе в Новой Гвинее, а потом нас отправили с отрядом наемников на Филиппины. О партизанской жизни он книгу мог бы написать.

– Испанский он выучил именно там?

– Да, но не во время войны. Он родился на Филиппинах, его отец владел копями. У этого малого способности к языкам, знает тагальский, немецкий и еще пару никому не нужных индейских наречий. А еще он может говорить, как битник. Кстати, а ты где научился испанскому?

– В Мексике, Пуэрто-Рико. Но у меня не такое хорошее произношение, как у него.

– Это точно, – подтвердил Руис.

– А ты сам откуда?

– И оттуда, и отсюда. В школу ходил в Штатах.

– Американский подданный?

– Да, со времени войны.

Карлос замолчал. Ингрем ждал. Не для того ведь этот парень притащился на остров, чтобы обменяться биографическими данными. Наверное, он просто сбежал с вечеринки из-за присущей испанцам неприязни к пьянству, но, возможно, дело не только в этом.

– Слушай, Куба отсюда далеко? – спросил Руис.

– В сотне миль или немного меньше, а что?

– Просто спросил. А как ты думаешь, можно ли добраться до нее на плоту?

– Если на нем будет несколько человек?

– Нет, один.

– Очень мало шансов, даже в одиночку, уж больно плот мал.

– Мне тоже так кажется. Но если мы снимемся с мели, то пройдем неподалеку, правда?

– Это точно. Путь в Карибское море отсюда лежит через пролив между Кубой и Гаити. Мы пройдем в виду мыса Мейси.

– Мейси?

– Punta Maisi, это восточная оконечность Кубы.

– Уже понял.

Парень собирается улепетнуть, подумал Ингрем. Но почему? Ведь до сих пор они с приятелем были заодно. Какое-то смутное воспоминание мелькнуло и тут же пропало.

– У тебя неприятности? – спросил он. Конечно, правды услышать не удастся, но кое-что по ответу понять будет можно.

– Ненадежная это операция, – признался Руис, – и становится все ненадежнее. Мы не сможем ее завершить.

– Похоже на то. Очень даже похоже. Но, должен заметить, операции типа “режь и беги” на Филиппинах не делали вас почетными клиентами страховых компаний.