На линии огня - [6]

– Кто такой мистер Фенвик?

– Он и есть «Северная звезда».

– О'кей, – удовлетворился я, – продолжай.

– Ну, я работаю там, – повторила она. – И естественно, у меня есть ключ к... Я имею в виду туалет. Мне захотелось перед отъездом... – Ее голос затих.

– Значит, ты явилась туда лишь затем, чтобы воспользоваться сортиром, и это все? – удивился я.

– Д-да.

– У тебя от него был ключ, а само здание оказалось открытым... – Я расхохотался.

Она заерзала и с негодованием взглянула на меня:

– Что тут смешного?

– Ты никак не желаешь понять, – начал я объяснять. – Сейчас весь этот чертов штат встал на уши, а все из-за чего? Да из-за того, что двое глупцов, если не идиотов, не смогли немного потерпеть. Если бы тебе не стало невтерпеж, ты туда не пришла бы, а если бы Уити не приспичило, он не оставил бы дверь офиса незапертой и ты не смогла сунуть свой нос куда не следует... Кстати, малышка, ты, часом, не того?

– Что вы имеете в виду?

– Разве тебе мама не говорила, что допытываться, почему стреляют, невежливо? Людям это здорово не нравится. Какого дьявола ты не сбежала опрометью по лестнице и не схватила за грудки ближайшего полисмена, если уж тебя так потянуло на подвиги?

Она сердито возразила:

– Я же не знала, что это выстрел. Шум был как от взрыва. Меня прорвало.

– Лапочка, взрывы тоже предпочитают одиночество. Им лишние свидетели также ни к чему... В чем дело?

Она потерла уши, сначала одно, затем другое, словно наш разговор напомнил ей о чем-то ее беспокоящем. Наконец ответила:

– Уши болят.

– Еще бы! Ты же стояла почти перед стволом, когда оружие бабахнуло. Еще пару дней будет сказываться.

Я тоже кое-что припомнил и, вытащив из своих ушей ватные тампоны, выкинул их в окошко автомобиля. Если полиция может что-то извлечь из пары ушных затычек, валяющихся в кювете, что ж, могу лишь пожелать им удачи! Потом глянул на руки, но не снял перчаток из свиной кожи, так как еще не решил, что сделаю с малышкой и ее машиной, прежде чем начну оставлять повсюду отпечатки пальцев. А чтобы поддержать разговор, произнес:

– Ты когда-нибудь видела фильм под названием «Шейн»? Там Голливуд, пожалуй, единственный раз ухитрился воспроизвести ружейный выстрел в натуре. Обычно их так называемые выстрелы тарахтят, как жареные кукурузные зерна на сковородке.

Девушка взглянула на меня настороженно и как-то странно.

– Скажите мне кое-что, – вымолвила она и смешалась, очевидно опасаясь неадекватной реакции с моей стороны. Но через несколько секунд все-таки собралась с духом и мужественно спросила: – Вы чокнутый?

Я ухмыльнулся и увидел на ее лице облегчение: должно быть, обрадовалась, что этот чудовищный тип, сидящий с ней рядом, не пришел в ярость. Однако от прямого ответа я ушел.

– Хороший вопрос. А сама-то ты как думаешь? Девушка снова смутилась. Нетрудно было догадаться, в каком направлении работали ее мысли: если ей удастся меня разговорить на эту личную, даже интимную, тему, то, возможно, получится и заслужить мое доверие, а дальше и убедить отпустить ее подобру-поздорову. С другой стороны, конечно же, рассуждала малышка, у меня, очевидно, неустойчивый характер и такой разговор может дать мне повод проявить излишнюю фамильярность... или, даже хуже, натолкнет на мысль воспользоваться преимуществами моего положения. А она определенно не желала, чтобы в моей голове возникли подобные идеи. Короче, с ее стороны это был акт отчаянной балансировки на краю пропасти, но ведь ей приходилось – так она, безусловно, думала – бороться за свою жизнь.

– Я... я думаю, вы странная личность, – выдала девушка, посчитав такие слова достаточно безопасными.

Большинство людей никогда ничего не имеют против, если их называют странными. Всегда предпочтительнее считаться немного загадочным и интересным, нежели вполне нормальным и тусклым до тошноты. Только мне на ее характеристику было плевать. Я сухо ответил:

– Не знаю, странный я или нет, но в эту минуту тебе со мной безопаснее, чем с кем бы то ни было. Не будь меня, ты бы уже влипла по уши, отчудив какой-нибудь дурацкий финт, продиктованный чувством общественного долга, как ты его понимаешь. На всем свете я один-единственный человек, с которым тебе сейчас нечего бояться.

– Вы же не ожидаете, что я на самом деле в это поверю?

– Нет, – признался я, – но лучше было бы поверить.

– И легче для вас.

– Точно, – не стал я спорить. – Но вбей себе в голову крепко-накрепко один факт. Не сомневайся, что я мог бы позволить тому громиле там, в офисе, пристрелить тебя, но не сделал этого. И говорю тебе это, исходя не из умозрительных рассуждений, а руководствуясь тем, что знаю наверняка. Вот тот самый голенький факт, каким ты располагаешь. И не дай ему затеряться в ворохе досужих размышлений.

Некоторое время малышка молча вела машину, потом глянула на меня.

– Я... я никак не возьму в толк, – вымолвила она несколько неуверенно, – вы ведь спасли мне жизнь, верно? Понимаете, это случилось так быстро, что я и опомниться не успела... Он собирался меня застрелить? И все из-за того, что я туда зашла? А вместо этого вы застрелили его?

– Попала в точку.

– Но... но ведь был еще выстрел, который заставил меня открыть дверь.