На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно».Годы войны - [2]

Было уже темно, когда я подошел к своей палатке. Тихо. Из леса тянуло прохладой. И ничто, казалось, не предвещало грозы.

За столиком, где мы обычно коротали минуты досуга, сидел в полной форме Павел Багин, покуривал самокрутку. Среди земляков Павел был моим самым задушевным другом. По профессии мы с ним электрики, вместе работали на Кузнецком металлургическом комбинате. Вот уже год служим в одной батарее и спим рядом в одной палатке. По натуре Павел, как говорят в народе, рубаха-парень, любит шутки и за острым словом в карман не полезет.

— А, энергетик нарисовался, — хмыкнул Павел. — Поздравляю с повышением.

— А тебе откуда это известно?

— Тоже мне секрет. Я же разведчик — глаза и уши…

— Хватит трепаться.

— Везет тебе, Петро, ей-богу. Сейчас пойдешь спать. А тут вот иди караулить луну, не упадет ли она с неба.

— Служба, Паша, служба!

— Скучновато глядеть в ночное небо. Сейчас бы к кому-нибудь в окошечко затемненное заглянуть…

Павел затоптал окурок, подхватил карабин и зашагал на свой НП. И не думал я, что на рассвете Павел Багин первым на батарее услышит зловещий гул «юнкерсов», подаст сигнал тревоги, и прозвучит резкий голос Березняка:

— Батарея, к бою!

Так и было.

Я выскочил из палатки. Слева предутреннюю дымку тумана разрывали огненные вспышки, оттуда разносились глухие разрывы бомб. На северную окраину города, в район Скниловского военного аэродрома, где с полгода тому назад была огневая позиция нашей батареи, пикируют разлапистые «Юнкерсы-88». Над туманной дымкой поднимается черное клубящееся облако.

— Подготовить снаряды к бою! — слышится команда комбатра.

Мое хозяйство в порядке. Дальномерщик Ивойлов приник к окуляру, медленно поворачивает сигарообразное тело прибора, но над нами целей нет.

К полудню служба наблюдения сообщила, что курсом через нашу зону движется большая группа «юнкерсов». Вскоре вырисовался и журавлиный клин бомбардировщиков.

— Высота! — Березняк поднял руку.

— Пять тысяч пятьсот, — рапортует Ивойлов.

Заработала служба управления огнем. Приборы по синхронной связи передают данные азимута и угла возвышения орудий. Наводчики вздыбили стволы.

— Есть совмещение! — докладывает командир приборного отделения сержант Серебряков.

— Темп 5!

— Есть темп 5!

— Огонь!

Четыре сероватых облачка повисли впереди строя бомбардировщиков. Через пять секунд снова:

— Огонь!

Заговорили батареи всего полка. Сплошная стена разрывов встала перед строем «юнкерсов», их клин рассыпался на звенья, только отдельные самолеты стороной прорвались к городу, нанесли удар по железнодорожному вокзалу и нефтеперегонному заводу.

Больше налетов в этот день не было. Конечно, прицельному бомбометанию мы в какой-то степени помешали, но удручало то, что никого не сбили.

С наступлением темноты опять появились одиночные самолеты.

— Принюхиваются, сволочи! — зло заметил Павел Багин.

Зенитки вынужденно молчат. Жиденькие лучи прожекторов противовоздушной обороны почти не ловят этих стервятников.

Целый день я метался по батарее: проверял соединительные муфты, напряжение аккумуляторов. У орудия Иванова непорядок: ребята в горячке боя отброшенной гильзой чуть не порвали кабель. Говорю Иванову:

— Семен! Видишь?

— Вижу! Мигом все исправим!

Поздно вечером, уставший как гончая собака, забрел «на огонек» к разведчикам и связистам. Дым, хоть коромысло вешай. Ребята, сгрудившись около взводного, старшего лейтенанта Рогачевского, засыпали его вопросами. Рогачевский у нас грамотный человек, запоздалого призыва, до армии успел закончить институт в Орджоникидзе и в политике разбирался здорово.

— Как понимать? — донимает его Павел Багин. — Нам вот в батарее недавно выдали медальоны! Жили в полубоевом состоянии, так ведь?

— Так.

— Значит, ждали нападения Гитлера?

— Наверно.

— А почему тогда со Скниловского аэродрома все летуны в городе ночлежничали?

— Тебе кто об этом доложил? — вопросом на вопрос отвечает Рогачевский.

— Вот он! — Павел Багин ткнул пальцем в разведчика Селиванова.

Витя Селиванов действительно в эту страшную ночь был на аэродроме в составе полковой походной радиостанции, обеспечивающей связь с нашим учебным полигоном. По его словам, немцы жгли наши боевые машины на взлетных полосах. Единственный дежурный «ишачок» взлетел. Но «мессеры» его, бедолагу, сразу подпалили.

Первая ночь прошла. Рано утром снова тревога. На Львов надвигается около пятидесяти «хейнкелей».

Нас предупредили, что в воздухе должны появиться наши истребители. Во время воздушного боя не стрелять, но цель «вести»!

Мы научены различать самолеты противника по силуэтам, по звуку. Знаем их полетные характеристики. «Хейнкели» перед выходом на боевой курс выстраиваются в прямую линию. Этакие медлительные брюханы.

— Высота?

— Три тысячи семьсот!

— Есть совмещение!

— Темп 4! Огонь!

Встреченные шквальным огнем, брюханы как бы застопорили, разворачиваясь веером. Бить их, бить!

— Прекратить стрельбу! — слышу команду Березняка.

На земле тишина. В воздухе упорный, нарастающий, глуховатый рокот «хейнкелей». И тут же улавливаем знакомый перестук. МиГи! Девятка наших истребителей идет на сближение. Вспыхнули кинжальные полосы.

— Гори, гад!