На крыльях Зари - [3]

Наутро в лагере наблюдается суета. Оказывается, вчера был совершён первый полёт над позициями турок, и теперь в лагерь прибыло высшее начальство, в лице командующего авиацией генерала Янкова. Вчерашняя разведка принесла ценные сведения, и генерал просит повторить полёт. Более того – он придумал сбрасывать с аэроплана листовки с призывом сдаться, и задачей того, кто полетит сегодня, будет разбрасывание этих прокламаций, мешок с которыми генерал привёз с собой.

Странно, но из болгарских пилотов лететь вызвался лишь один совсем молодой поручик, но его, отчего то, достаточно грубо оттёрли в сторону и не дали сказать ни слова. Вызываюсь добровольцем. Отходим с генералом в сторону. Он просит уделить особое внимание позициям неприятеля у форта Карагач, листовки же желательно разбросать над самой цитаделью, недосягаемой для выстрелов из орудий.

За ночь механики навели на «Зарю» блеск, и теперь она сверкает свежеотдраенными цилиндрами мотора как невеста. Занимаю место пилота, и тут ко мне подходит тот самый болгарский поручик, который явно хотел лететь.

– Друг, возьми в небо хоть наблюдателем! – просит он, и я не могу отказать. Садимся в самолёт, разбегаемся по вытоптанному полю аэродрома и поднимаемся в воздух. Христо, так зовут моего попутчика, рассказывает, что вчера на задание летал временный командир отряда поручик Радул Милков с наблюдателем Проданом Трандычиевым. Слетали в целом неплохо, но над крепостью по ним начали стрелять, и Продан уронил блокнот с наблюдениями. Ребята малость перепугались и, будем честны, обделались. Теперь надо всё разведать заново. Если бы он, Христо, успешно выполнил задание, это был бы позор и для Радула и для Продана, потому в полёт его пускать не хотели.

Христо, как и я, из крестьян, и после вчерашнего конфуза благородным господам аристократам невозможно допустить мысли, что «мужичьё» справится с проваленным ими заданием. Особо невыносима эта мысль для Продана, натерпевшегося вчера насмешек.

4

Начальник одесского охранного отделения особого корпуса жандармов полковник Павел Павлович Заварзин с нетерпением ждал встречи с агентом. Сегодняшний гость конспиративной квартиры на окраине Одессы был завербован им лично более пяти лет назад в Варшаве, и неизвестно, как он отнесётся к изменению статуса своего куратора. Но вот, наконец, условный стук в дверь.

– Рубэн Ашотович! Дорогой, здравствуй! Приветствовал гостя Заварзин.

– И вам не болеть Павел Павлович! – рослый мужчина ярко выраженной кавказской наружности осмотрелся по сторонам, никого не заметил, и прошёл в квартиру.

– Рубэн, – не стал тянуть Заварзин, – до меня дошли слухи, что твои люди недавно крепко обидели турок. Говорят – были даже погибшие. Сразу скажу – я вас не осуждаю, и никогда не стал бы вмешиваться во внутренние дела уважаемой мной армянской диаспоры, но обстоятельства складываются так, что мы можем помочь друг другу.

– Да? А я уже опасался, что ты будешь меня арестовывать! – рассмеялся Рубэн и вытащил руку из кармана, в котором лежал браунинг. Не скрою – турки вконец обнаглели – отжали южный рынок, и ведут себя как скоты! Только с начала лета изнасиловали трёх армянских девушек! Мы такого не прощаем!

– Вот и я о том. Турки сидят у меня как кость в горле! Но есть и другая кость – наши доморощенные революционеры. Они, кстати, последнее время весьма непатриотично снабжают турок оружием и взрывчаткой. Вот намедни продали три пуда нитроглицерина. Скажи мне, Рубэн – вот зачем приличным людям нитроглицерин? Я не хочу, чтобы в моём городе что то так сильно взрывалось. Я вообще хочу покоя.

Лицо армянина посерело. Он хорошо представлял, зачем враждебному клану понадобилась взрывчатка, ведь не далее как в прошлом месяце армяне вернули себе южный рынок, убив не только мелких турецких боевиков, но и правую руку неофициального «пашы» Одессы. Теперь диаспора ждала неизбежной мести и готовилась к войне. Тем временем полковник продолжал.

– Не волнуйся, Рубэн. На этот раз мои люди поработали на славу – «этот» нитроглицерин не взорвётся. Но с вас должок. Мне хуже горькой редьки надоели и турки и эсеры. Буду предельно прям – особый жандармкий корпус не будет возражать, если обе названные силы перестанут существовать. Физически. В конце концов, одни обманули других…почему бы злобным террористам не перестрелять друг друга во внутренних разборках?

– А ты опасный человек Павел! – глаза у армянина засверкали, – но моим людям не справиться. У нас всего две трёхлинейки, а пистолетами много не навоюешь.

– Вот это уже конструктивный разговор по существу! Само собой я не могу поставить вашей «организации» оружие. Да его у меня и нет. Но совет дам. Ты отлично знаешь, что армия перевооружается на трёхлинейки. Так вот, на складах скопилось никому, вплоть до интендантов неведомое количество винтовок старых типов – есть там и берданки, и «крынки», и иные системы. Всё это добро, вместе с боеприпасами, вывозится на длительное хранение на склады, оборудованные в катакомбах. Так вот, не удивлюсь, если окажется, что некие не слишком достойные личности, к примеру, подпоручик Грищенко, Остап Тарасович, делают небольшой гешефт, приторговывая отличными по точности боя винтовками с «охотниками». Да, мерзавцы ещё и снабжают браконьеров разрывными пулями к тем самым берданкам. Денег эти деятели дерут с «честных» граждан немало, но и благодарность нашего города за избавление от бандитов велика. В прихожей саквояж – думаю, на первое время там достаточно.