На крыльях удачи - [66]

«Ради бога, Милли, тебе уже тридцать один год. Пора уже не принимать мнение родителей так близко к сердцу».

Я загрузила поднос напитками и сосчитала до двадцати (по десять на каждого из стариков).

«Они приехали сюда отдохнуть. У твоего отца стресс. Родители просто хотят развеяться, так же как и ты. Расслабься».

Повторяя про себя слова самовнушения, я натянуто улыбнулась и направилась обратно к нашему столику, с трудом пробираясь сквозь толпу посетителей.

– А знаете, – начал мой отец, едва я уселась за стол, – я недавно где-то прочитал, что Жульет Робин получает по двадцать миллионов за фильм. Целых двадцать миллионов. Представляешь, Джорджина?

– Джулия Робертс, дорогой, и да, я себе это прекрасно представляю.

– Но это же несравнимо больше, чем получает за год профессиональный адвокат! А сколько он затрачивает серого вещества в отличие от какой-нибудь молоденькой девочки, взявшей пару уроков актерского мастерства. Не в обиду тебе будет сказано.

– Я не обижаюсь.

Проклятый румянец.

– О, но она прекрасная актриса, Фрэнк! – воскликнула мать, взмахнув для пущего эффекта рукой. – Я видела ее в «Красотке», и в роли проститутки она была весьма убедительна.

– Правда?

– Да, но она на самом деле, конечно, не проститутка.

Я вцепилась зубами в край стакана.

– Ну, я думаю, в актерской профессии многие сталкиваются с подобными проблемами. Это больной вопрос…

– В моем «актерском увлечении», – буркнула я в пиво.

Мама принялась аккуратно есть чипсы. Спустя четверть часа она заговорила вновь:

– Итак, дорогая, судя по нынешнему месту твоего обитания, тебе за фильм не собираются платить двадцать миллионов.

– А чем оно тебе, собственно, не нравится?

Мама улыбнулась и ничего не ответила, и это вывело меня из себя еще больше. Уж лучше б она раскритиковала нашу берлогу в пух и прах. Хотя, невзирая на всю мою любовь к дому (а я от всей души полюбила наше подобие коттеджа а-ля шестидесятые), в словах мамы была доля правды. Вряд ли Джулия Робертс решилась бы переступить порог такой хижины. Я решила сменить тактику.

– Между прочим, я сама выбрала этот дом. Режиссер, естественно, хотел поселить меня в самую лучшую гостиницу. Ну, тут за мной увязалась Фиона, и я решила… – мне пришлось немного понизить голос, – для роли будет лучше, если я узнаю жизнь маленького города изнутри, поселившись среди местных жителей. Это должно помочь мне наладить с ними хорошие отношения.

– А, понятно, – громко прогудел отец на весь зал, – очень умно, тыковка. Значит, ты решила поселиться в сельском доме и подружиться с аборигенами. Гениально!

Разговоры за соседним столиком, где выпивали четыре бугая, тут же смолкли. Слова отца повисли в напряженной тишине.

– Папа, – прошипела я нервно, покраснев как рак, – здесь нельзя говорить такие вещи… Те времена уже давно прошли. И миротворцев здесь больше нет.

– Да миротворцы – это полная ерунда. От них в мире один лишь беспорядок, если хочешь знать мое мнение.

– Нет, не хочу.

– Честно говоря, эту политкорректность в наше время уже довели до абсурда. Юристы и шагу ступить не могут без того, чтобы не упереться в очередную стену, возведенную правозащитниками. – Отец скрестил руки на объемном животе (частые обеды с клиентами не прошли для него даром). – Здравый смысл нынче не в моде. Неудивительно, что у меня стресс! Бедным адвокатам все время приходится учитывать интересы то голубых, то еще каких-нибудь меньшинств.

Я чуть не подавилась и попросила отца говорить тише. Мама быстро отодвинула от отца кружку и неодобрительно покачала головой.

– Кажется, на сегодня с тебя уже достаточно пива, Фрэнк Армстронг. Так что, будь любезен, угомонись и оставь свои мысли при себе. Мы пришли сюда, чтобы просто выпить и отдохнуть.

«Кто бы говорил, мама!»

Отец, сдаваясь, поднял вверх руки:

– Не поймите меня превратно. Я не имею ничего против голубых. В конце концов, многие талантливые танцовщики и композиторы были голубыми. Я прав, Джорджина?

– Да, Фрэнк, ты прав.

– Взять хотя бы Нуриева. Голубее не бывает, а как танцевал…

– Черт возьми, мы можем сменить тему?! – не выдержала я наконец.

Мама сочувственно похлопала меня по руке. Разговор за соседним столом постепенно возобновился.

– Успокойся, дорогая. Твой отец иногда немного увлекается и говорит лишнее. Я прекрасно понимаю, что в этих краях надо быть осторожными. Мало ли кто может нас подслушать. Кстати, нам надо обращать внимание на подозрительные пакеты? Они же прячут куда-то свои бомбы?

От отчаяния я уронила голову на стол и громко застонала, гадая, возможно ли сохранить в тайне приезд моих более чем экстравагантных родителей.

– Как дела, Милли? А это, должно быть, твои предки? Здравствуйте, мистер и миссис Милли, приятно познакомиться. Меня зовут Кэтлин.

Я подняла голову и вяло улыбнулась младшей сестре Мака, радостно жавшей руки моим родителям, словно знала их всю жизнь. Затем она с бесцеремонностью четырнадцатилетнего подростка уселась за наш стол.

– Фиона сказала, что вы сегодня приезжаете. А еще Джонни видел вашу машину.

Еще бы. Кто ж ее не видел?

– Ну что ж, добро пожаловать в наш город. Вам по-настоящему повезло с погодой!