На крыльях победы - [5]
Саша побледнел, когда услышал об этом. Расстроился и я: было жаль брата. Что же делать? Казалось, выхода нет. Тогда я взял Сашу за руку и сказал:
— Идем к военкому!
— Напрасно, — заметил кто-то из товарищей. Но мы все же пошли.
Что я тогда говорил, какие приводил аргументы — сейчас вспомнить не могу. Да, очевидно, не столько наши слова, сколько наш вид, горячее желание служить вместе, «как Михеевы и Лагоды», сыграли роль. Военком совсем по-отцовски улыбнулся и сказал:
— Хорошо, я вношу в список зачисленных и Александра Некрасова. Надеюсь, что он не подведет меня и будет служить отлично!
— Буду, товарищ военком, вот честное слово! — горячо выпалил Саша, все еще не веря в удачу. — Я буду отличным летчиком и, если надо...
Тут у Саши дрогнул, прервался голос, и он замолк. Военком внимательно на него посмотрел и разрешил нам идти. Видимо, его растрогали слова брата. А спустя несколько лет Саша подтвердил их своими боевыми делами...
До отъезда оставалось мало времени. Мы едва успели оформить на заводе документы, попрощаться с товарищами, сфотографироваться с родными — и на другой день скорый поезд уже увозил нас из родного Хабаровска. Вслед нам гремел оркестр, доносились возгласы провожающих, а мы, высунувшись в окна, кричали что-то в ответ, счастливо и гордо улыбаясь. Мы уже чувствовали себя военными летчиками, не представляя еще, сколько надо приложить труда, чтобы иметь право носить это высокое и ответственное звание...
Наконец станция назначения. Из Хабаровска мы выехали довольно легко одетые, — осень тогда стояла на Амуре теплая, солнечная. А здесь уже свирепствовал жесточайший мороз и сухо скрипел под ногами снег. Едва выстроившись на перроне, мы начали дрожать, у нас, что называется, зуб на зуб не попадал, а до школы нужно было еще идти шестьдесят пять километров.
Было раннее утро. Мы шагали быстро, стремясь добраться до места назначения засветло. Но настроение постепенно падало: вот и солнце уже у горизонта, а нам идти еще добрую треть пути. На наше счастье, нас встретила автомашина из школы и полузамерзших, в темноте, доставила до места.
Школа только начинала нормально работать. Помещение, предназначенное для нас, еще не было готово: не хватало стекол в окнах, печи стояли ледяные, не было даже нар. Но мы не очень огорчались. Главное — мы уже были в школе военных летчиков! Заткнули соломой окна, затопили печи и, сидя у них, провели свою первую ночь, в полной уверенности, что утром нас поведут к самолетам и, возможно, мы будем уже в воздухе.
Действительность оказалась весьма далекой от наших предположений. В школе заканчивался выпуск первого состава курсантов, а нас вначале использовали на переборке картофеля в овощехранилищах, в работах на кухне. Но никто не роптал — ждали своей очереди. И она наступила.
Проходим медицинскую комиссию, мандатную... И опять задержка с Сашей. С комиссии он явился со слезами на глазах: из-за недостатка лет его не зачисляют в училище. Саша с надеждой и мольбой смотрит на меня: я же старший брат, я должен помочь. Решил я использовать тот же прием, что и в Хабаровском горвоенкомате.
— Товарищ комбриг! Мы — родные братья, и мы хотим учиться только вместе. Мы будем отличниками. Во время войны...
Говорил я долго, и комбриг ни разу не перебил меня. Видно, в наших лицах, в наших словах он читал ту страстность мечты, которая бывает особенно сильной в юности, и если ее поддержать вовремя, она даст хорошие результаты и в будущем. Комбриг Пушкарев, человек необычайно чуткий и внимательный, сказал нам:
— Хорошо, я подумаю.
Ночь прошла без сна, а утром мы узнали, что Саша оставлен в школе. Радости нашей не было предела. Радовались за нас и товарищи, поздравляли Сашу. Затем мы принимали присягу, которая произвела на нас огромное впечатление. Я и сейчас во всех деталях вижу, как стою перед взводом курсантов, читаю текст присяги и ставлю свою подпись. После этого торжественного акта мы все ходили с просветленными лицами. Теперь мы — настоящие военные.
Начались учебные будни. Теоретические занятия разнообразились лишь несением караулов, во время которых порой бывали и комические происшествия.
Один курьезный случай произошел и со мной. Особенно ответственным постом считались у нас бомбосклады. Они находились в овраге, в пяти километрах от школы аэродрома. В ночь на Первое мая я нес караул у дальнего склада, а Петр Пронин — у ближнего. Ночь была темная и ветреная. Я всматривался в темноту, напряженно вслушивался. А у самого в голове — всякие истории о диверсантах, шпионах. Как назло, и начальник по караулам накануне говорил, что в праздник можно ожидать диверсии.
И вот мне кажется, что где-то вблизи бродят диверсанты. Я крепко сжимаю винтовку и вдруг вижу: на бруствере рва промелькнул какой-то силуэт. Я закричал:
— Стой!
Никто не откликнулся, а тень шарахнулась в сторону. Я вновь кричу:
— Стой, стрелять буду!
Тень исчезла. Я лег на землю — в таком положении дальше и лучше видно. Через несколько минут опять появилась чья-то тень. Я выстрелил вверх. И снова кто-то метнулся в сторону. «Наверное, он не один», — мелькнула у меня мысль, и я выстрелил вслед убегавшему. Раздался тонкий визг... Пронин услышал мои выстрелы и увидел, что прямо на него кто-то бежит. Он без предупреждения открыл огонь.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.