На краю света - [19]
Дойти до полюса путникам не удалось: лед, по которому они шли, неуклонно сносило на юго-запад. Через двадцать три дня пути, когда до полюса оставалось еще 437 километров, Нансен повернул обратно.
«Мне становится все яснее и яснее, — записал он в этот день в своем дневнике, — что ничего полезного мы тут не сделаем. Очевидно, мы не можем пройти на север много дальше, а ведь и до Земли Франца-Иосифа путь предстоит немалый».
Путь этот, действительно, был долгий и трудный. Собаки и люди выбивались из последних сил. В самом начале похода у Нансена остановился хронометр. Теперь путники даже не могли определить место, где они находились.
Неделю, две, месяц тащились Нансен и Иогансен по ледяным полям, переплывали на каяках разводья и полыньи. Уже давно они должны были добраться до земли, но земли все еще не было видно.
В июне кончился собачий корм. Одну за другой стал убивать Нансен своих собак, разрубать на куски и этим мясом кормить оставшихся собак.
Наконец были застрелены последние две собаки, подыхавшие от голода и усталости. Люди сами впряглись в нарты.
Одежда путников превратилась в лохмотья и так пропиталась потом и грязью, что крепко прилипла к телу.
«Кальсоны, — рассказывал Нансен, — при ходьбе царапали и резали кожу до такой степени, что у нас образовались раны и сочилась кровь».
Десятки раз Нансен и Иогансен подвергались смертельной опасности. Однажды, когда Нансен сталкивал в полынью свой каяк, он вдруг услышал позади себя какую-то возню и сдавленный крик:
— Хватайте ружье!
Он обернулся и увидел, что огромный белый медведь повалил Иогансена навзничь. Иогансен не растерялся — он схватил медведя обеими руками за глотку и стал душить его.
Нансен бросился к своему каяку и начал судорожно рвать веревки, которыми было привязано ружье.
— Вы должны поторопиться, иначе будет поздно, — спокойно сказал Иогансен.
И верно — медведь уже совсем подмял его под себя.
Но как раз в этот миг полный заряд дроби угодил медведю в ухо, и он грохнулся замертво. Нансен выстрелил во-время.
Наконец, через 4>1/>2 месяца тяжелых лишений, путники увидели землю — пустынные острова, покрытые вечными ледниками. Это могла быть только Земля Франца-Иосифа, — никаких других островов в этих местах Полярного моря нет.
На одном из островов Нансен и Иогансен решили зазимовать. Короткое полярное лето уже подходило к концу. Близилась полярная ночь. Нечего было и думать еще в этом году добраться на легоньких лодочках до Шпицбергена.
На скалистом мысу Нансен и Иогансен выстроили себе хижину. Это было нелегкое дело. Примерзшие камни они выворачивали из земли куском полоза от саней, песок рыли лыжной палкой или плечевой костью моржа, а кирку соорудили из моржевого клыка и перекладины от нарты.
В этой каменной хижине провели они долгую полярную ночь. Зимовщики питались медвежьим и моржовым мясом, запасенным еще засветло. Вместо лампы у них была жестяная плошка. В плошке горело моржовое сало. Обгорелые кусочки сала, которые оставались на дне плошки, они вылавливали пальцами и поедали. Нансен называл это «пирожным».
Когда наступила весна, Нансен с товарищем двинулись дальше. Они хотели дойти до самого южного острова архипелага Земли Франца-Иосифа, до острова Нордбрук, и оттуда уже пробираться на Шпицберген.
От острова к острову они то плыли по разводьям и полыньям на каяках, то, выбравшись на ледяные поля, шли пешком, таща за собой нарты, груженные каяками.
Однажды, когда после целого дня плавания путники пристали к огромной, как пловучий остров, льдине и вылезли, чтобы развести огонь, согреться и отдохнуть, — их каяки унесло ветром.
Это была большая беда. В каяках осталось все: и ружья, и одежда, и пища.
Во что бы то ни стало надо было вернуть каяки.
Нансен сунул товарищу в руки свои часы и начал быстро, как только мог, стаскивать с себя верхнюю одежду.
«Сбросить все, — рассказывал он потом, — я не рискнул, так как боялся окоченеть. Я прыгнул в воду и поплыл за каяками. Но ветер дул со льда и быстро уносил наши легкие каяки с высокими снастями, а с ними вместе и все наши надежды на спасение. Ведь все наше имущество было на каяках, у нас не осталось с собой даже ножа. Окоченеть в воде и потонуть, или же вернуться без каяков — мне было безразлично.
«Я напрягал все свои силы. Когда я устал, я перевернулся и поплыл на спине. Тут я увидел Иогансена, беспокойно ходившего взад и вперед по льду. Он говорил мне потом, что это были худшие мгновения, которые он когда-либо пережил.
«Снова перевернувшись, я поплыл еще быстрее. Я понимал, что едва ли смогу долго продержаться в такой холодной воде, — руки и ноги мои совсем окоченели. Но теперь было уже не так далеко до каяков. Если я продержусь еще немного, мы будем спасены.
«И я держался. Все короче и короче становилось расстояние до каяков, и я начал опять надеяться, что догоню их.
«Вот, наконец, я могу дотянуться рукой до одной из лыж, лежащих поперек кормы. Я схватился за лыжу, подтянулся к краю кормы и подумал: «Мы спасены». Я хотел было взобраться в каяк, но до того окоченел, что это казалось совершенно невозможным.
«Однако через некоторое время я все-таки собрался с последними силами, закинул ногу за край саней, стоявших в каяке, и кое-как вскарабкался наверх…»
