На краю любви - [20]
Глаза Джилл внезапно наполнились слезами. Если заводить от любимых — то детей не будет, никогда в жизни не будет, потому как любимый у нее был всего один, первый и последний, единственный — Джек Браун. Высокий, широкоплечий, смуглый красавец с удивительно правильными чертами лица, с индейскими широкими скулами, с карими горячими глазами и черными, как ночь, волосами…
Он всегда был мужчиной, даже в детстве. Джилл не помнила его подростком, мальчиком, юношей — Джек всегда был мужчиной. И руки у него были очень мужские, красивые, сильные. И поступки тоже… за исключением всего одного, того самого, который так непоправимо изменил жизнь их обоих.
Сейчас-то, по прошествии десяти лет взрослая Джилл Баллард точно знала: они были оба не правы в тот вечер. Она — потому что капризничала и злилась. Джек — потому что воспринял ее капризы всерьез.
Он спросил ее тогда: «Если я тебя так раздражаю, может, мне вообще уйти?» А она в запальчивости крикнула: «Пожалуйста! Катись отсюда! Можешь ехать хоть в другой штат, хоть на Северный полюс! Думаешь, я без тебя пропаду?»
Она выкрикивала обидные, злые слова и сама уже жалела об этом, но Джек, обычно воспринимавший ее капризы с невозмутимой доброжелательностью, вдруг побледнел, стиснул громадные кулаки, скрипнул зубами — и ушел, ни сказав ей ни слова. Повернулся и ушел.
Она, дура, решила, что он просто отправился в лес, побродить и успокоиться — так уже бывало, когда они ссорились. Джилл Баллард задрала к небу свой веснушчатый нос и отправилась домой, решив, как и большинство двадцатилетних дурочек, что «сам придет, как миленький»!
А он не пришел. Он уехал в тот же день в Тиссулу на попутном грузовике, не сказав на прощание ни слова. Десять лет назад…
Джилл очнулась, сердито выключила льющуюся воду. Десять лет подряд она ни на секунду не забывала тот день, то и дело переживала его в мыслях заново, все спорила с Джеком, извинялась, убеждала, что он тоже хорош и что нельзя так серьезно относиться к словам глупой девчонки, по уши в него влюбленной, но выросшей в доме с четырьмя мужиками…
Она посмотрела на себя в зеркало. Тридцать лет в лесу — это, конечно, не тридцать лет в городе, но все равно: вот морщинки у глаз, вот складочки возле губ, вот голубоватые тени под глазами… впрочем, за это спасибо Саймону и раннему отъезду. И нечего сваливать на Саймона — не надо было соглашаться с самого начала.
С тяжелейшим вздохом Джилл Баллард умылась, расчесала тяжелую гриву русых волос и отправилась надевать — второй раз в жизни — вечернее платье.
Концерт она запомнила плохо. Прежде всего — очень мерзли ноги в модельных туфлях. Сами туфли были малы на размер. Потом музыка… Рахманинов — это о-го-го! И Гершвин — тоже классик. Но Джилл Баллард предпочла бы что-нибудь полегче. Штрауса, например. Длинные, ритмически изломанные музыкальные фразы действовали на нее так же, как звуки бормашины на измученного ожиданием своей очереди пациента с больным зубом.
Вокруг в благоговейном восторге замерли меломаны Кримстауна, справа подался вперед с крайне одухотворенным выражением лица Саймон — а Джилл Баллард осторожно, но настойчиво пыталась стащить с ноги проклятую туфлю.
В результате музыкальный фрагмент закончился, наступила та самая звенящая пятисекундная тишина, после которой зал должен разразиться аплодисментами, — и именно в этот момент туфля с громким стуком брякнулась на пол. Близсидящие меломаны посмотрели на Джилл с гневным осуждением, Саймон залился бордовой краской — и наступил антракт.
В антракте все приличные люди пили шампанское — но Саймон развлек Джилл рассказом о том, как много сейчас стало поддельных игристых вин, в которые для пущей игристости добавляют разные вредные вещества — только что не мышьяк. В результате Джилл, стуча зубами от холода, прихлебывала минералку без газа и тихо ненавидела и зануду Саймона, и классическую музыку, и собственное малодушие.
Гершвин облегчения не принес, но зато Джилл была умнее и с самого начала сняла туфли и задвинула их под кресло. В половине одиннадцатого пытка музыкой окончилась, и вскоре Джилл радостно ворвалась в холл отеля-борделя, предвкушая крепкий и здоровый сон по крайней мере до одиннадцати утра. Тогда они приедут домой как раз к вечеру, папаня Баллард не успеет сказать никакой гадости, Джилл натянет шерстяные носки и любимый свитер, включит киношку…
В общей гостиной прямо перед аляповатым камином стоял низенький сервировочный столик, на котором горели розовые свечки в форме пухлых сердец, в ведерке подернулась инеем бутылка дешевого шампанского, а роль романтического ужина, так сказать, играло блюдо с двумя грушами, двумя яблоками, четырьмя клубничками и половинкой довольно тщедушного ананаса. Сбоку скромно притулилась бутылка «Джек Дэниеле» — пойла не слишком дорогого, но вполне бодрящего, и Джилл подумала, что, на худой конец, согреться можно и этим…
Саймон кашлянул за плечом своей ошеломленной спутницы.
— Я полагал… мы так редко бываем наедине, Джиллиан… То есть, собственно, вообще не бываем, просто нет возможности…
— Саймон, ты просто молодец, но…
— Нет-нет-нет, умоляю, не отказывайся. Я едва набрался храбрости и сейчас даже позволю себе немного виски.
Жизнь веселой и беззаботной Джессики Лидделл меняется в одночасье. Неожиданно она становится опекуншей маленькой осиротевшей девочки. Джессике приходится нелегко, но когда на опеку начинает претендовать другой человек, девушка вступает с ним в борьбу, проигрывает ее и… получает лучший в мире утешительный приз…
Моника Слай больше всего на свете боится кому-нибудь помешать. Она робка и незаметна, она полезна – и невидима для окружающих. Ее самооценка стремится к Абсолютному Нулю. Она работает на главного плейбоя города уже три года, но он вряд ли узнает ее, встретив вне работы. Куда податься несчастной девушке? Разумеется, к психотерапевту…
Он был знаком с ней два дня и не знал о ней ровным счетом ничего, кроме того, что она потрясающая, сногсшибательная, великолепная, чувственная, красивая, обаятельная, остроумная, высокая, рыжая, хорошо готовит, добрая, любит детей, у нее сладкие губы и душистая кожа, она танцует как цыганка и колдует как… колдунья, она ирландка, она не боится разговаривать даже о самом неприятном, она умеет слушать и слышать… Вполне достаточно, чтобы влюбиться. Он и влюбился. Однако вынужден держать свои чувства в узде, поскольку уверен, что над ним висит страшное проклятие…
Она ловила каждый его взгляд, она замирала от счастья, когда он просто хлопал ее по плечу. Ей было девятнадцать лет, и красавчик-старшекурсник казался ей чуть ли не Богом. Однажды он предложил ей шутливое соглашение, и она согласилась. Она согласилась бы даже спрыгнуть с крыши небоскреба, если бы он этого захотел…Прошло семь лет. Она красива, самостоятельна и одинока, она сама строит свою жизнь. И вдруг ей приходит судебное уведомление: она должна выполнить условия подписанного ею контракта!
Может ли цветочница влюбиться в миллионера при условии, что он молод, красив и сексуален? Да! А может ли миллионер влюбиться в цветочницу, если она молода, красива и так далее? Возможно. Но он ни за что и никогда на ней не женится!!! – так решила цветочница и отвергла миллионера…
Скромная девушка Морин работает учительницей словесности. Ее сестра-близнец Мэгги танцует в ночном клубе. Морин робко и безответно влюблена в почтенного вдовца, директора колледжа. Мэгги – страстно и взаимно любит гангстера. Но однажды судьбы сестер переплетаются и спутываются, и вот уже невозможно понять, где Мэгги, где Морин, кто кого любит и чем вообще закончится весь этот веселый и жутковатый карнавал…
Я была когда-то такой же глупышкой, как и большинство девчонок в свои семнадцать лет. Хорошенькая фигурка и смазливая мордашка – больше, казалось, для жизни ничего и не нужно, всё остальное жизнь преподнесёт на блюде. Но, если бы мне ещё тогда помимо внешних данных дали чуть побольше мозгов…
Что? Дергать за косички понравившуюся девочку – это не интересно. А вот запустить в нее мяч… И это мысли не одиннадцатилетнего пятиклассника, а взрослого состоявшегося мужчины. Отправившись работать в другой город, Камилла даже представить не могла, как это в корне поменяет ее жизнь. Впереди ее ждут невероятные встречи, несущие судьбоносный смысл. Одна из которых подарит ей счастье, другая – определит направление в жизни, третья – позволит заглянуть в будущее. Ничего непонятно? Тогда отправляйтесь в путешествие по страницам этого романа.
Грейди Родж красив и успешен, в жизни его всё устраивает, пока одна сумасшедшая не бросается под колёса его автомобиля, чтобы спасти ребёнка, а затем исчезает без следа. Он повсюду разыскивал таинственную девушку, пока через год их пути снова не пересекаются самым неожиданным образом. На этот раз он не собирается так легко её упустить.Пережив страшную потерю, Ханна Спэроу уже пять лет живёт только работой. Она замкнулась и закрылась от мира. Когда в её жизнь, как ураган, врывается Грейди, она сперва хочет поскорее от него избавиться.
Когда он вывел ее из клуба, была полночь. Во всех мирах уже знали, что Смерть нашла свою любовь, того — кому она не опасна. Того, кто умереть не может. Диониса — бессмертного парня, который вынес все человеческие страдания на себе. Они просто шли, взявшись за руки, наслаждались тем, что так давно искали — друг другом. Вдогонку же им летели белоснежные снежинки, которые, касаясь кожи Морте, согревали ее сердце, растапливая вокруг него тысячелетний лед.
Эдвард решает устроить Белле сюрприз и преподнести ей в рождественскую ночь долгожданное обручальное кольцо, руку и сердце. Только вот незадача: между влюбленными протянулась пропасть длиной в океан и полтора континента, а синоптики прогнозируют настоящий праздничный снег, способный парализовать работу аэропортов и заблокировать все дороги…
Книга про жизнь советскую… Кто был тогда студентом, тот непременно её прочтёт. Прочесть книгу интересно будет не только тем, кто учился в вузах или техникумах, но всем, кто молодость свою считает счастливым временем любви и дружбы, кто мечтал и постигал. Современной молодёжи 21-ого века книга эта будет не только любопытной, но и полезной, так как события описанные в ней, хотя и приукрашены немного, но атмосфера советского времени передана без восхвалений и восторгов и без всякого очернительства. Желаю читателям погружения в реальную действительность советской молодёжи.