На кладбище Невинных - [18]

Жоэль встал и опустился на колени перед духовником.

— Разве что?

— Неисповедимы пути Господни и бездонен океан милосердия Его.

— Но правильно ли я понял, отец? — Жоэль потемнел лицом, — Вы намекаете, что пытаясь спасти его, я… могу лишь подтолкнуть его к ещё большему падению? По ненависти ко мне?

Тот с мрачной улыбкой кивнул.

— Даже Господь не может спасти того, кто сам влечётся к гибели. Не хлопочи над его душой, но молись о нём.

— Я понимаю. Спасибо, отец. — В глазах Жоэля стояли слёзы.

Отец Доменико исподлобья окинул взглядом своего духовного сына. Сведущий в сердцах людских, читающий потаённое и понимающий сокровенное, он искренне любил эту дивную отрасль древнейшего из родов земли своей. На молодом Джоэле ди Сансеверино почивало Божье благословение. Чистый и целомудренный, кроткий, как голубь, и мудрый, как змий, бесстрастный и милосердный — Господи! Воистину, дивен Ты во святых Своих… Но эти размышления были неизвестны юному Сансеверино, ибо вслух иезуит сказал лишь, что ему надлежит внимательно надзирать за собой, ибо дьявол поминутно подвергает нас искушениям, и неизменно помнить, что лишь в Господе мы обретаем силу, без Него же не сотворим ничего.

Потом добавил.

— Опасайся самонадеянности. Я верю в твою искренность, но поверь: мало кто из живущих знает себя в полноте. Избегай Камилло. Не то, боюсь, не ты спасёшь его, но он подтолкнёт тебя к падению. К падению в бездну ненависти и мести. Твоё безгневие и прощение слишком надчеловечны, слишком божественны, сын мой…

* * *

… Жоэля вывели из задумчивости стук копыт и скрип колёс экипажа. Карета остановилась, и оттуда показался невысокий человек в тёмном плаще. Он вытащил какой-то холщовый мешок, наполненный на треть чем-то вроде песка или муки. Когда незнакомец вступил в круг фонаря, Жоэль де Сен-Северен с изумлением узнал Реми де Шатегонтье. Виконт был в перчатках, холщовый мешок держал осторожно, стараясь не замарать плащ. Аббат пригляделся но, не смог понять, что в мешке.

Реми нетерпеливо переминался с ноги на ногу, потом замер и прислушался. По камням мостовой со стороны биржи снова застучали лошадиные копыта, и показалась ещё одна карета. Герб де Конти на ней Жоэль узнал издали, а через минуту раздался и голос его светлости.

— Ну, что, Реми?

Виконт в лаконичных, хотя и непечатных выражениях выразил раздражение опозданием своего собеседника, потом торопливо протянул Габриэлю де Конти привезённый груз. Тот, сопя, погрузил мешок в свою карету и, захлопнув дверцу, зевнул, пожаловавшись, что не выспался. Реми, тщательно отряхнув перчатки, сварливо поинтересовался:

— Я надеюсь, теперь мои интересы будут учтены? Или только encule у нас жуируют?

Де Конти расхохотался.

— Чего это ты дружка-то честишь, Реми? Небось сам не раз тем же пользовался! К тому же мне казалось, что уж твои-то интересы были соблюдены. Я даже тебе позавидовал…

Лицо де Шатегонтье исказилось презрительной и высокомерной гримасой.

— Дружка?… Волк из Компьенского леса ему дружок! Я говорю о моих финансовых интересах, Габи. Я собираюсь купить имение под Сомюром.

Герцог поднял густые кустистые брови.

— Под Сомюром? — воскликнул он с большим пылом и едва заметной иронией. — О, Анжу, долина Луары! Да-да, друг мой, это подлинно райское местечко. Какая спаржа, какие яблоки! О, «тарте-татин» в Ламот-Бёвроне! О, моя юность… Юные девочки с упругой грудью, «филе-де-сандр» из окуня с белым соусом, толстые аппетитные попки, фаршированный лещ и жареный угорь в красном вине! А лосось со щавелем! А юная Франшетта! А паштеты и козий сыр из Турена! Покупайте, покупайте, дружище!

Ремигий, и это делало честь его самообладанию, старался держать себя в руках, лишь выразив не больно-то пристойными словами, что он несколько утомлён досужей болтовнёй своего собеседника, но Габриэль де Конти продолжал нахваливать белые вина из Сансера и Нанта, мягкие красные из Сомюра и Турена, сладкое и полусладкое белое из Вувре и десертные долины Туэ. Наконец поток насмешливого красноречия герцога иссяк. Де Конти заверил «дорогушу-Реми», что уже к концу Адвента тот сможет сделать столь необходимое ему приобретение. Пусть он не волнуется — всё будет прекрасно.

После чего они расстались, герцог велел гнать к Шуази, а виконт отдал кучеру распоряжение ехать домой.

* * *

Жоэль поднялся, поплотней укутался в плащ и медленно пошёл к себе. Увиденное насторожило его, но не всерьёз. Грязные делишки грязных людишек. Но что было в мешке-то? Реми боялся испачкаться, держал его на весу… Аббат пожал плечами и ускорил шаг.

Неожиданно снова услышал знакомые голоса и поспешно ушел в тень. Он присмотрелся и поморщился. Он знал этих людей. Это был маркиз Анатоль дю Мэн, шатен с бесцветным лицом и пепельными волосами, настолько незаметный и сливавшийся с интерьером, что в салонах гости всегда опасались сесть в кресло, уже занятое его сиятельством. Маркиз считался честнейшим человеком, ибо никогда не говорил того, чего не думал. Беда только, что думал он вообще нечасто и по большей части о самых банальных вещах, например, о необходимости прихватить с собой зонт на случай дождя.