На каждом шагу стукач - [51]

…Налили по первой, по второй… Как-то само собой разговор зашёл о коньяке и автоинспекции[3]. И, что интересно, первую тему Феликс любит и настолько же не любит и не уважает вторую. Лёд и пламя. О коньяке он может рассказывать до бесконечности. Главное – не перебивать, если даже знаешь этот предмет. Конечно, Феликс отличный рассказчик. Но его нужно завести. А заводной механизм здесь же, под рукой… Налили ещё по одной…

– Знаешь, – говорю я, – у меня был такой случай.

«Как-то на площади Маяковского, у концертного зала им. Чайковского, – ты чувствуешь, какой великолепный союз поэзии и музыки, если не считать рестораны, расположенные там же, – я сделал неправильный левый поворот и сразу услышал родную трель милицейского свистка. Остановился недалеко от памятника, так, чтобы никому не мешать. Вышел, поднял руки вверх, как бы давая понять, что я сдаюсь и жду. В то время ещё не было моды класть руки на капот, а мордой вниз. Но он почему-то не торопился меня обслужить. Остановил второго, потом третьего… Во многих спорных местах, а таких в Москве немало, то ли знаки не однозначные, то ли по другой причине, но здесь водители часто делают небольшое нарушение. Особенно тогда, когда кто-либо впереди показал пример, как и в моём случае. И почему-то именно в таком месте, которое иначе как ловушкой не назовёшь, стоит постовой автоинспектор и с радостью встречает свои жертвы.

– Ну так что, нарушаем? – произнёс он как-то буднично, как будто я встречался с ним уже не один раз.

– Так уж получилось, товарищ старший капитан, – отвечаю покорно, всем своим видом показывая, что виноват, мол, готов принять любое наказание, кроме смертной казни.

Он посмотрел на меня пристально, затем изучил мои документы и, не найдя ничего подозрительного, произнёс:

– Ну так что будем делать, штраф через сберкассу с просечкой в талоне или как?

– Или как, товарищ капитан, или как, – воскликнул я, заранее радуясь, что можно отделаться малой кровью. У меня уже был соответствующий опыт. Мне как-то захотелось быть принципиальным, поэтому потратил я целый день, перетерпел массу издевательств и уплатил за удовольствие 80 рублей…

Он оглянулся, положил мои документы к себе в полевую сумку и совсем уж по-дружески произнёс:

– Значит, так, возьмите 7,80, заверните в газету и принесите ко мне в будку. Положете под сумку. И без глупостей, – добавил он и отправился обслуживать других нарушителей.

Следует сказать, что 7,80 – это бутылка коньяка по ценам того времени, а коньяк, на мой не очень компетентный взгляд, ничем не слабей других напитков той же крепости. К тому же автоинспектор, очевидно, за рулём, и ему ещё добираться со службы… А вдруг его остановит инспектор над автоинспекторами? Что тогда? К тому же автоинспектор – человек простой, не всё же ему коньячком баловаться… Конечно, сразу отучить их всех от пьянства трудно, особенно, в одиночку. Но ведь кто-то должен начать! К тому же, гражданский долг!

Завернул я в газету 3,14. Во-первых, это цена обычной, Московской, а во-вторых, число пи, которое я уважаю ещё со школьной скамьи. Сунул я свёрток под его довольно полную сумку и ещё очень долго жалел, что под рукой не оказалось рубля, на лимонад», – закончил я свой рассказ.

Приняли мы ещё, закусывали сначала по-интеллигентски, лимончиком, а потом всем остальным. И только тогда, когда поняли, что «хорошо сидим», включился Феликс.

«Знаешь, – говорит, – старик, что твоя борьба с коньяком на рабочем месте автоинспектора начала приносить плоды. Правда, в другое время и в другом месте. Было это не то в Киеве, не то в Ленинграде, но не в этом суть. А суть была в том, что на этом самом перекрёстке, между Крещатиком и Невским проспектом, стоял автоинспектор. Перекрёсток этот где-то должен быть, ведь абсолютно параллельных улиц не бывает, ты это ещё понимаешь. А если и случится такое, то всё равно перекрёсток есть, но о-очень далеко.

Так вот этот автоинспектор, – продолжает Феликс, – был настоящий мордоворот, – при этом мой собеседник поднёс руки к лицу, а потом развёл их, чтобы показать, какой он был. – И звали его соответственно – Самсоныч. Был он очень дисциплинирован, потому как приходил ровно в 7.00 и каждый день. Все его знали и очень уважали за то, что он много не брал, но часто, через каждые две минуты по 150 граммов. Недовольные, правда, говорили, что лес страдает не оттого, что много уносят, а оттого, что часто ходят. Но их никто не слушал. Кое-кто специально высчитывал момент, чтобы присутствовать при этом ритуале. Ведь делал он это очень изящно. Останавливал очередную машину, смотрел автолюбителю в глаза, а потом поворачивал голову в направлении Васильевского спуска и следовал в ближайшую рюмочную. Там он не баловал окружающих лишними словами, а подходя к бармену, говорил: «Брр, холодно» или «Брр, жарко», – в зависимости от времени года.

Бармен в эти моменты не жонглировал бутылками, как обычно, а в силу укоренившегося условного рефлекса мгновенно открывал бутылку коньяка, наливал стандартную дозу и обязательно произносил: «Да-а, холодно» или «Да-а, жарко», – опять-таки в зависимости от погоды. При этом он чувствовал себя приобщённым к чему-то таинственному и коллективному, потому что благодарил за любые чаевые и даже слегка наклонял голову в знак почтения.