На каждом шагу стукач - [18]

Но предаваться эмоциям было некогда. В руках у хозяйки появилась секира (коса). Обычная коса, которой косят траву. Но без ручки. А на устах довольно колоритная фраза:

– Рижтэ, хлопцы, рижтэ, поки не сдохла. – Это означало просьбу зарезать это бедное животное и побыстрей, пока она ещё живая.

«Наверное, таким вот образом, хозяйке удастся уменьшить размер потери», – подумал я. Но как это сделать? Я лично, своими руками зарезал однажды курицу по просьбе соседки, но после этого долго не мог прийти в себя. А тут корова.

– Нет, я не могу, – говорю я и отдаю косу Толику.

Толик, тоже мне, спортсмен-профессионал. Постоял, посмотрел на косу и, приняв позу Д’Артаньяна, начал приноравливаться, куда следует ткнуть это колюще-режущее оружие. Сначала он прицелился в голову, но затем передумал и решил сделать выпад как тореадор… Потом он ещё долго ходил вокруг коровы и никак не мог решиться. Затем, опустив вниз это холодное оружие, произнёс:

– Пробачтэ, баба Меланья, нэ можу, – положил косу на землю у ног хозяйки.

Несколько раз наша хозяйка повторила:

– Нэ можетэ? А исты можетэ? – Что в свободном переводе означало: Так вот вы какие, городские. Сделать простую работу вы не можете. А есть, вы можете?

Не знаю, чем бы закончилась эта история, если бы не появился откуда-то мужичок в довольно замызганной телогрейке. Он попросил нас отойти от коровы, затем проверил, насколько коса пригодна для применения, и для порядка, слегка поточил её с помощью какого-то камня. Потом подозвал меня и приказал прижать коровью голову к земле, за рога, но так, чтобы её горло было направлено вверх. Толе достался хвост и всё остальное. Потом, поплевав на руки, скомандовал:

– Держать крепко! Поехали!

Когда он занёс серп, чтобы перерезать корове горло…

По закону современного жанра здесь следует сделать рекламную паузу. Но я не могу себе позволить это, уж очень напряжённым был момент, – начал пилить корове горло…

Видно, мужичек знал своё дело неплохо, так как не успели мы даже осознать происшедшее, а он, уже закончив эту, не очень приятную операцию, перешёл ко второму её этапу – разделке туши. Теперь же наша помощь нужна была во всех остальных действиях, и он, как командир небольшой команды, распоряжался что и как отрезать и куда положить… Когда же шкура бегавшего совсем недавно животного была обсыпана солью и свёрнута для дальнейшей обработки и возникло чувство причастности к чему-то новому, полезному, я вдруг заметил Светлану. Видно она уже давно наблюдала за нашей самодеятельностью, оставаясь в тени растущих поблизости деревьев. Я заметил, что в последнее время она научилась появляться неожиданно и порой очень некстати.

– Зря вы забили животное. Нужно было выпустить газы и сделать укол… Такое и с людьми бывает…

– Почему же ты не сказала это ветеринару?

– А чего ему говорить? Он, наверное, и шприц в руках не держал. Мальчишка. Мотоциклист.

– А почему не попыталась сама?.. Могла бы, в конце концов, мне объяснить, как это делать. Я, правда, тоже мотоциклист, но с такой работой, наверное, справился бы.

Наша беседа могла закончиться каким-то выводом, но подошёл Толик и нужно было начать улыбаться… Эти постоянные улыбки всем начинали мне уже действовать на нервы. Мне она тоже улыбалась, но всё реже и реже, часто просто по инерции. А как ещё объяснить то, что она с одинаковым усердием улыбалась и бабе Меланье, и нашему новому знакомому, мужичку, во время застолья, посвящённого столь нерадостному событию. Видно, это вошло в привычку, говорил я сам себе, – артистический талант – тоже талант.

Провожал её поздно вечером, слегка навеселе. Лошадка, везущая нас, дорогу знала, поэтому можно было не беспокоиться, а вожжи я держал совсем без напряжения. Хотелось смотреть на звёзды, читать стихи, объясняться в любви, но что-то мешало…

– Почему наши крестьяне живут так некультурно? – неожиданно спросила она. – Удобства на дворе, воды нет, пол глиняный. Как они ходят в туалет зимой? От этого сплошные болезни…

– Зарабатывают мало, даже на водку не хватает, – ответил я первое, что пришло в голову.

– Вот потому и не хватает, что все деньги пропивают.

– Не путай причину со следствием, разве пропьёшь то, чего нет? Им ведь деньги не платят, одни палочки, которые называют трудоднями.

– А кто им мешает держать несколько коров, свиней, сколько земли вокруг пропадает?..

– Были, были такие умники, – говорю я, – не то что коров, последние деревья пришлось им вырубить… Из-за налогов.

– И долго так будет продолжаться?

– Кто знает? – говорю: – Может быть, и не долго, но до тех пор, пока любимые тобой коммунисты не провалятся на выборах…

Такого рода диспуты в последнее время у нас проводились часто, можно сказать, при каждой встрече, и длились они до тех пор, пока я не привлекал какой-нибудь веский аргумент. После этого ей уже не хотелось улыбаться. Она замыкалась в свои мысли, и её уже трудно было расшевелить. Не зря ведь говорят, что всякий разговор кончается деньгами или политикой, а наш разговор с ней часто начинался с этого.

– Как ты думаешь, сколько зарабатывает директор Саенко?

– Не знаю, – ответил я, – меня это совсем не интересует.