На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка. 1914–1917 - [23]

– Садитесь, поручик, – обратился ко мне мягким басом полковник. – Я слышал, что вы прибыли ко мне по делам вашей команды?

– Так точно, господин полковник, – ответил я и вкратце изложил свою просьбу.

– Что касается материальной части, я это сделаю вам быстрее, чем вы думаете. Не угодно вам выпить рюмочку? Оно на морозе не мешает, – и полковник протянул мне небольшой стаканчик ароматного коньяка.

Я выпил. Признаюсь, что после долгого воздержания живительная влага приятно подействовала на меня. Вслед за мной полковник, закинув назад голову, с большим мастерством проделал то же самое. Затем он крякнул и, поглаживая свой длинный ус, проговорил:

– Ну, слава Богу, голова перестала болеть. Как выпьешь несколько рюмок этой микстуры, так как будто рукой все снимет. Вы, пожалуйста, поручик, не думайте, что я принадлежу к разряду пьющих. Если я позволяю себе в день несколько рюмок коньяку, то исключительно ради точного и беспрекословного повиновения совету врачей. И все это из-за этой проклятой японской шимозы.[44] Контузила она меня по черепу основательно, до сих пор мучаюсь. Однако это к делу не относится.

Полковник еще раз опрокинул в себя стаканчик. Судя по его лицу, нельзя было сказать, что он свою микстуру принимает с отвращением.

– А теперь, поручик, какие еще есть у вас требования?

– Требований у меня нет, господин полковник, но просьба есть и даже большая, – ответил я. – Я сильно нуждаюсь в пополнении команды людьми и лошадьми.

– Да, эти вопросы первостепенной важности, и я их разрешу в самый короткий срок. Моя основная задача пулеметную команду обставить в первую очередь всеми необходимыми средствами, – закончил полковник. При расставании командующий полком дружески пожал мне руку.

Я отправился в Ардос, где встретился с начальником хозяйственной части подполковником Квартовкиным.[45] Добрый старик с бородой патриарха принадлежал к типу старых служак. Честный, педантичный, он готов был работать целые сутки ради пользы службы. Но эту пользу он понимал своеобразно. Не додать что-либо, сэкономить что-нибудь из провианта, фуража или обмундирования – вот был его основной принцип, с чем мы не могли согласиться.

Встретившись весьма любезно после долгой разлуки, у нас все-таки к концу разговора дошло до трений. «Патриарх» отстаивал экономию, а я лошадиный желудок. Как долго продолжался наш бурный разговор, сейчас мне не припомнить, но кажется, что я оказался победителем.

После полудня я возвращался на позицию мимо штаба полка. Меня удивило присутствие ротных командиров перед палаткой командующего полком. От них я узнал, что вновь прибывший командующий полком хочет познакомиться с ротными командирами, а посему приказал им собраться в штабе полка. Явление было бы весьма обычного порядка, если бы не боевое расположение полка в близком присутствии противника. Хотя я часа два тому назад и представлялся, но все-таки счел нужным встать на левом фланге выстроившихся офицеров.

Убедившись в наличии всех вызванных (командиры рот передовой линии не вызывались), адъютант влез в палатку командующего полком с докладом. Через минуту из палатки вылез командующий полком. Подойдя к середине фронта, он остановился. На этот раз я его не мог узнать. Вместо добродушия и приветливости на лице его была какая-то сухость и официальность. Маленькие серые глаза поминутно бегали по сторонам. В них проглядывал огонек негодования, не то под влиянием чего-то случившегося, не то под влиянием выпитой в достаточной степени микстуры. После минутной паузы он достал из кармана полушубка сложенный лист бумаги и, развернув его, скомандовал нам:

– Господа офицеры, смирно.

Затем, приложив руку к головному убору (чему последовали и мы), он прочитал приказ о своем назначении в командующие полком. Окончив чтение приказа, он, обведя нас своим строгим взором, сказал:

– Предупреждаю вас, господа, что я буду очень требовательным и никаких упущений по службе не допущу. Обратите внимание на порядок в ваших ротах.

Пожав всем руки, он приказал нам отправиться на свои участки, мы группами по несколько человек стали удаляться в разные стороны от штаба полка.

У нас создалось впечатление, что полк и главным образом офицеры в чем-то провинились, и полковник Попов был прислан для исправления.

– Да, господа, – заговорил штабс-капитан Руссов,[46] – вышло все наоборот, хотел я у него погреться, а он тебя ушатом холодной воды обдал. Здорово живешь, вместо «здравствуйте!» чуть в шею не выгнал.

– Совсем как по-осетински, – смеясь, добавил капитан Залдастапов. – На место «ура» «караул» кричал. И откуда понабрались эти господа. Ведь до войны о них ни слуху ни духу, а тут понаехали с какими-то порядками, строгостями и т. п., а в чем дело, наверное, они и сами не разбираются.

Дальше мне надо было сворачивать в сторону с дороги на свой участок. Простившись со своими спутниками, я стал подниматься по крутой тропе в гору.

* * *

25 ноября к рассвету полк был сменен бакинцами, мы встали в качестве резерва дивизии в селении Ардос. Главной причиной нашей смены был предстоящий полковой праздник 26 ноября, день святого Победоносца и великомученика Георгия.