На изломе - [47]

Огонь резко ослабел. Рустем зычно скомандовал:

– Вперёд!

И они, прикрываясь клубами дыма, рванули как с низкого старта. Так быстро старшина ещё никогда не бегал. Ветер свистел в ушах, затмевая все звуки боя. Вылетев с площади, Рустем укрылся за ближайшим домом. Немного переведя дыхание, он стал пересчитывать солдат, которые вместе с ним вырвались с площади. Их было десять, двое из них были ранены.

– Это все?

Никто не ответил, потому что и так всё было ясно, кто смог, тот вышел, а кто нет, остался там. Только один из солдат произнес:

– Когда побежали, Васёк ещё был, а сейчас нету.

Рустем выглянул из-за угла дома на улицу. БТР стоял у стены противоположного дома, он вёл огонь короткими очередями то по зданию поссовета, то по ДК. Десять солдат, прячась за его бортом, тоже вели огонь. Чуть поодаль у стены стоял лейтенант, который, увидев Рустема, призывно махал ему рукой. С ним рядом находился солдат с радиостанцией и медсестра Катя.

«Её-то зачем притащил, – зло подумал Рустем, – и без неё бы справились».

Ему было крайне неприятно осознавать, что она видела, как они убегали от «духов». Рустем резким рывком пересёк улицу. Лейтенант, возбуждённый стрельбой, нервно крутил головой, всякий раз слегка приседая, когда пули противника попадали в стену противоположного дома. Повернувшись к Рустему, он спросил:

– Что там у тебя, докладывай.

– А что докладывать, и так всё понятно. Нарвались на засаду. Танк и БТР подбили сразу из гранатомётов. Что с экипажами, не знаю. Я потерял десять человек. Сколько убитых, сказать не могу, но троих видел точно. Если бы вы не подошли, потерял бы ещё больше.

Всё.

Лейтенант забрал у радиста переговорное устройство и, вызвав майора, слово в слово повторил то, что он сказал. Потом, внимательно выслушав ответ, передал переговорное устройство старшине. Рустем, прижав наушники плотнее, произнёс в микрофон:

– «Центр», «Батыр» на связи.

– «Батыр», я все понял про засаду. Хочу услышать твоё мнение, что да как. Есть ли смысл пробиваться или остаться до утра?

– Понял, «Центр». Считаю так. Засада была организована по всем правилам, как будто нас ждали заранее. Но отряд небольшой – человек пятнадцать-двадцать, на вооружении есть снайперские винтовки и гранатомёты. А вот с гранатами у них, очевидно, напряжёнка, иначе расстреляли бы нас, пока мы под танком ползали. Очевидно, берегут гранаты для отражения нашей атаки. Позиции у «духов» очень удобные, всю площадь и подходы к ней простреливают. Если из второго танка расстрелять здания, то они уйдут наверняка, но кто даст гарантию, что они ещё где-нибудь в городе не повторят.

– Принял, «Батыр». Пока будьте на месте, сообщу на базу, и примем решение.

– Принял, «Центр», – ответил Рустем, снял наушники и, отвечая на молчаливый вопрос лейтенанта, добавил: – Приказано оставаться здесь, пока решение не примут.

«Теньк», вдруг опять приглушённо раздалось в воздухе, это со стороны «духов» полетела граната в сторону стрелявшего БТР. Выстрел был точным, но граната, скользнув по наклонному борту бронемашины, отрикошетила и, ударившись в глухую стену дома, разорвалась, осыпав стоящих вокруг кусочками штукатурки. БТР, дёрнувшись всем телом, сдал назад, пряча корпус машины за дом. Солдаты, что укрывались за ним, залегли, выбрав позиции для стрельбы по своему усмотрению. Лейтенант, отряхнувшись от пыли, которую подняла взорвавшаяся граната, и с сожалением посмотрев на свои испачканные ботинки, скомандовал:

– Всем рассредоточиться. За площадью и зданием вести наблюдение. Без необходимости огня не открывать.

Прошло минут пятнадцать. Пелена от дымовых гранат рассеялась, стали ясно видны подбитые машины и тела погибших солдат. Над площадью висела зловещая тишина. Вдруг в этой угрюмой тишине раздался громкий скрежет металла, все находящие в укрытии увидели, как в борту стоящего боком к ним подбитого БТР открылась дверь. Из неё сначала вырвались наружу клубы дыма, а затем на дорогу вывалился солдат. Кто это был, механик-водитель, наводчик-пулемётчик или командир БТР, было не понятно. Он полежал некоторое время, приходя в себя, и затем начал подниматься на ноги. По его неуверенным и неловким движениям стало понятно, что он был сильно контужен. Сначала солдаты смотрели на него как на приведение, которое возникло из ниоткуда, но потом, опомнившись, стали кричать ему, чтобы он ложился, иначе его убьют снайперы. Но он не слышал, очевидно, был оглушён и плохо воспринимал действительность. Наконец, с пятой попытки ему удалось встать на ноги. Но как только он сделал несколько шагов по направлению к миротворцам, выходя на простреливаемое место, раздались выстрелы. Было видно, как пули пробили ему бедро и живот, выбив наружу фонтанчики крови. Дико заорав, солдат упал на асфальт, завертевшись волчком, прижимая руки к животу. Так продолжалось с минуту. Затем он остановил свой сумасшедший танец, замерев в позе эмбриона, стал громко звать на помощь голосом, полным боли.

Его мольбы о помощи перемежались громкими стонами. Ребята в бессилии кусали губы до крови. Голос раненого становился всё тише. Раздался ещё один выстрел, который попал ему в кисть руки, оторвав два пальца. От внезапной боли раненый вновь закричал, его крик, переходя постепенно в тихий рёв, выворачивал душу наизнанку.