На изломе - [17]

Все молчали. Никто не осуждал этих командиров экипажей: любой мог оказаться в подобной ситуации. На высоте ниже шестисот метров эффективность стрелкового оружия против вертолета резко возрастает, поэтому, чтобы не рисковать зря, многие летчики проводили атаки с больших высот. Пилоты «Ми-24» неплохо освоили стрельбы неуправляемыми ракетами с дальности двух километров, это спасало экипажи от поражения зенитными пулеметами и ракетами. Но для эффективных действий штурмовой авиации необходимы авианаводчики, а их в наземных частях не хватало. Авианаводчик на переднем крае – глаза авиации на земле. Удары по своим – результат отсутствия авианаводки. Но для пехоты виноватыми всегда остаются летчики.

– Давайте выпьем за погибших ребят, – предложил Иванов, вставая. Подождав, пока стихнут разговоры, продолжил: – О них никто не знает, и помнить о них будут только матери. И мы. Пусть земля этим ребятам будет пухом.

Все сидящие за столом встали и молча, не чокаясь, выпили по полной рюмке.

Запомнился Иванову еще один случай: однажды, взлетев из расположения одной из частей, он заметил невдалеке слева по курсу белую «Ниву», которая направлялась по грунтовой дороге в сторону Ингушетии. На борту вертолета находились трое счастливчиков-отпускников и какие-то ящики с приборами. Задачи на патрулирование района Иванову никто не ставил, но он по привычке решил проверить машину.

– Внимание, экипаж! Проверим «Ниву». Приготовить оружие.

На небольшой высоте вертолет прошел над автомобилем, встал в вираж и снова прошел над движущейся «Нивой». Машина не остановилась. Иванов включил пулемет и скомандовал Мельничуку:

– Врежь перед машиной!

Мельничук по-хозяйски неторопливо прицелился и нажал на спуск. Дорожка земляных фонтанчиков прошла справа, очень близко к «Ниве». Машина резко остановилась, и из нее стали выпрыгивать люди. Проведя вертолет на небольшой скорости – так, чтобы видеть машину слева от себя, – Иванов оглядел открытый автомобиль и четырех мужчин, стоявших с поднятыми руками. Пятый, жестикулируя, что-то кричал, показывая на вертолет и машину. Оружия при них Александр не заметил, а проводить обыск своими силами экипаж не мог. Сделав круг, Иванов направил вертолет в сторону Моздока.

На стоянке у вертолета Иванов внимательно посмотрел Мельничуку в глаза:

– Ты же чуть в машину не попал, Иван.

– Командир, я в этом деле чувствую талант! – показав на пулемет, ответил довольный собой Мельничук. – Да если бы и попал, несколькими бандитами меньше бы стало, и всего-то!

– А ты уверен, что они бандиты?

– Кто же еще?

– Интересно, как ты запоешь, когда они станут в нас стрелять? – после этих слов Мельничук поменялся в лице.

– Туалета на вертолете нет, поэтому, Ваня, ищи кожаные штаны! – съязвил выходящий из вертолета Ващенка.

– А ты вообще молчи, пацан! – зло огрызнулся Мельничук.

– Ладно, Иван, – подытожил строго Иванов, – готовь вертолет к следующему вылету. Но запомни на будущее: если я сказал «предупредительную очередь», значит – предупредительную. Своеволия я не потерплю. Понял?

– Понял, командир, – заверил Мельничук, преданно глядя в глаза.

III. Наташа

В один из солнечных дней в Ханкале Иванов встретил на аэродроме интересную девушку. Стройная, чуть выше среднего роста, темноволосая и с чем-то неуловимо азиатским в разрезе больших и ярких серо-голубых глаз, она привлекла его внимание звонким командирским голосом и какой-то скрытой энергией в движениях и взгляде. Контраст пятнистой военной формы и девичьей красоты поразил Иванова. Звено забирало раненых, а она своих грузила в вертолет Иванова. Столько решительности, напора и женского очарования было в этой девушке, что Иванов, стоя у вертолета, позабыв обо всем, невольно залюбовался ею. На ее погонах – по две звездочки прапорщика, камуфляж подогнан так, что подчеркивал женственность ладной фигурки. На офицерском ремне щегольской красно-коричневой ручкой красовался пистолет в переделанной кобуре. Пока шла погрузка, ее голос слышался по всей стоянке. На вид – двадцать с небольшим лет, она к раненым обращалась с материнской нежностью: «Потерпи, хороший мой, сейчас, сейчас…» или «Постарайся, миленький, постарайся, родной…».

Тем, кто мог ходить, она помогала подняться в вертолет, а на здоровых могла прикрикнуть и грубовато, матом, если что-то шло не так. Причем она со званиями особо не церемонилась.

Возле вертолета Иванова, забрав из рук толстого вояки – майора – какие-то бумаги и бегло пробежав по ним глазами, она зло выругалась:

– Нет, я этому раздолбаю когда-нибудь разобью его пустую башку!

Иванов стоял невдалеке и, глядя на нее, верил, что тому раздолбаю сейчас здесь лучше не появляться – столько в ней было решимости. Эта мысль развеселила, и Иванов улыбнулся. Заметив его взгляд и улыбку, девушка переключилась на летчика:

– А ты чего уставился?! Смотреть больше некуда?

– Может, нравишься ты мне! – ответил он задорно.

– Иди ты… – не закончила она, встретившись взглядом с глазами Иванова. Ее низкий голос прозвучал мягче:

– Займись своими делами, – сказала она и, не оборачиваясь, быстро пошла к другому вертолету.

Он смотрел ей вслед с предчувствием, что обязательно встретится с ней снова.