На исходе дня. История ночи - [20]
Преступники предпринимали и дополнительные меры, чтобы остаться неузнанными. Они красили лица черным, а некоторые надевали шляпы и тяжелые плащи даже в теплые летние ночи. Йомен[17] из Пенрита Джон Нельсон, в спальню которого в августе 1738 года проникли двое взломщиков, описывал одного как «довольно высокого, в плаще темного цвета и в шляпе, надвинутой на глаза, а другого — меньше ростом, в белом плаще всадника и накидке, застегнутой под подбородком, а также в шляпе, надвинутой на глаза». Воры изменяли свои голоса и в самых крайних случаях использовали «темные фонари», которые пропускали свет только с одной стороны>26. Если во время ограбления или кражи со взломом происходили стычки, то они немедленно гасили свет, которым располагали жертвы. «Мальчишек-проводников», освещавших пешеходам проход по улицам города, валили с ног в первую очередь. Лампы и фонари разбивали, свечи задували, факелы гасили. «Закрыть глаза, к черту, и погасить огонь, а не то вышибем мозги» — такова была часто повторяющаяся команда, равно как и требование молчать, чтобы крики о помощи не разнеслись в темноте>27.
Уильяму Картеру, ограбленному мужчиной и женщиной под угрозой расправы ножом, заткнули рот фартуком, погасив его свечу. Кляпы делали из носовых платков и даже из помета, смешанного с соломой. Когда октябрьским вечером на Хамфри Коллинсона напали трое молодых грабителей, ему просто открыли рот и держали язык, чтобы он не мог закричать. Разбойники одной из лондонских банд, стремясь перекричать призывы жертвы о помощи, громко звали извозчика>28.
На преступников, совершавших подобные преступления днем, порой смотрели как на безумцев. Как минимум существовал риск, что будут свидетели. После того как воришка украл пару ботинок «один за другим» с витрины магазина, свидетельствовал продавец в суде Олд-Бейли, «я подумал, что человек выглядел как будто не в себе, — взять ботинки среди бела дня и выйти с ними на улицу через двери мимо меня?!». Бедняга был признан виновным «по льготному тарифу» в мелкой краже. В 1727 году разбойник с большой дороги был признан non compos mentis[18] после того, как неподалеку от Хакни остановил дилижанс воскресным днем. Помимо того что он «восседал на лошади, которая по здравом размышлении не стоила и 20 шиллингов», выяснилось, что он остановил экипаж «среди бела дня, когда люди возвращались из церкви»>29.
Секретность была не единственным преимуществом, которое приносила темнота. Воры охотно использовали страхи перед злыми духами: чтобы избежать преследования, многие разбойники маскировались под демонов. В 1572 году Людвиг Лафатер, пастор из Цюриха, свидетельствовал, что преступники «под этим видом много раз грабили в ночное время своих соседей, которые, полагая, что шум производят духи, никогда не выходили, чтобы прогнать воров». В XV веке дижонские взломщики часто изображали чертей, к ужасу обитателей домов и их соседей. В Англии злоумышленники, воровавшие овец, пугали деревенских жителей, наряжаясь привидениями. Иоганна Элеонора Петерсон вспоминала о немецких взломщиках, которые надевали белые рубашки и обсыпали лица мукой: «Они двигались по дому с огнями, взламывали кладовые и шкафы и брали все, что хотели. Мы были так напуганы, что на четвереньках прятались за печью и дрожали». С другой стороны, члены банды Никола Листа, орудовавшей в Центральной и Северной Германии, считались наделенными сверхъестественной силой — таковы были их мастерство и ловкость>30.
В самом деле, разбойники постоянно обращались к магии всякого рода, которая, как считалось, была особенно могущественна ночью. «Опыт показывает, что очень часто знаменитые воры также являются чернокнижниками», — замечал немецкий ученый-правовед Якоб Андреас Крузий в 1660 году. К концу Средневековья заклинания стали представлять большой интерес для преступников. Верили, к примеру, что лунная трава, если ее положить внутрь замка, поможет отпереть любую дверь, так же как и мандрагора — наркотическое растение, которое будто бы цвело в заводях из мочи и экскрементов под мостовыми. В Дании взломщики не сомневались, что их не смогут обнаружить, если они оставят на месте преступления несколько монет. Часто по той же самой причине и в Скандинавии, и в других частях Европы воры оставляли после себя испражнения. Некоторые убийцы надеялись избежать ареста, употребив в пищу снедь, разложенную на трупе. В 1574 году человек был казнен за ночное убийство мельника и за то, что изнасиловал его жену и заставил ее присоединиться к нему в поедании яичницы с тела покойного. «Мельник, как тебе этот кусочек?» — глумился он>31.
Самое известное колдовское приспособление — «воровская свеча» — с легкостью прижилось в большей части Европы. Свеча изготавливалась либо из ампутированного пальца, либо из человеческого жира, и исходным материалом служили расчлененные трупы казненных преступников. Ценились также пальцы, отделенные от останков мертворожденных младенцев. Поскольку последние не были крещены, их волшебные свойства считались очень сильными. Чтобы усилить могущество свечи, в качестве подсвечника иногда использовалась рука мертвого преступника, известная как «Рука славы». Встречались и беспощадные нападения на беременных женщин, которым вспарывали животы, чтобы добыть младенца. В 1574 году Никлаус Штюллер из Эйдсфельда был признан виновным в трех таких случаях, за что его «трижды рвали раскаленными клещами» и колесовали. (В Германии воровская свеча называлась
