На исходе четвертого дня - [7]

– Будь моя воля, – подала голос жена Никанора, – я похоронила бы его на краю поля, где у нас межа с соседним колхозом. Конечно, покойный Георге – не какой-то упырь, я в эти сказки не верю… Но он не покорился судьбе, не стал смерти ждать, не склонил головы перед жизнью. А таких людей по обычаю следует хоронить за околицей… разве не так? Вы помните, матушка, как распорядился священник с тем, с другим, с Желдей, который повесился накануне войны?…

Все знали, что покойный Кручану давно порвал с церковью. А вот жене его, Ирине, поп в последнее время отказывал в исповеди и дважды на виду у всех выбранил за то, что она терпит грех рядом с собой: богу известно, как ее муж, отрекшись от веры, сожительствует с двумя женщинами, посему и ей в божьем храме не место!.. Стало быть, некуда деться, придется Ирине нанимать музыкантов, чтобы играли у изголовья покойного… Но, с другой стороны, эти, из правления, тоже могут вмешаться, и тогда, может, похоронят на казенный счет с музыкой?…

– А по мне, хоть в мешке, только поскорей!.. Прости меня, господи… – истово перекрестилась молчавшая до сих пор хозяйка дома и мать жениха. – Воистину говорится: мертвого да судят мертвые… А что у него было, скажите на милость, с моим двоюродным братом Василе, ведь искалечил его, Василе даже держать в руке ложку не может?!

И все задумались: «Да, да, действительно, а что могло быть у него с кумом Василе? Как же мы до сих пор об этом не вспомнили?… Без всякой на то причины один человек берет и убивает другого… Или, скажем, стоишь ты в храме на вечерней молитве, проходит мимо прохожий и вдруг бьет тебя поленом по голове – как гром среди ясного неба!..»

Впрочем, Василе Кофэел и Георге Кручану были соседями, стало быть, мало ли что могло произойти между ними. Кроме того, как раз в том году на диво уродилась черешня, и пора было собирать урожай, но собирать было нечего, потому как деревья в колхозном саду стояли пустыми, и спрашивать не с кого, так спросили с Кручану, он как раз числился председателем ревизионной комиссии. Ну а баде Василе состоял сторожем колхозного сада с тех пор, как организовали колхоз. Он и теперь состоит, хотя одноруким остался, однако должность у него не отняли… И если на тебя напала охота побаловаться черешней, яблоком, грушей, иди смело и проси у баде Василе, никогда не откажет, а еще изречет: «Я не обеднею, а ты не станешь богаче. Всякая божья тварь на свете существует, чтобы услаждать человека!» Таким манером все наше село, от мала и до велика, знало неизречимую доброту баде Василе и что душа у него как ди-те, не пробудившееся ото сна.

В тот вечер заявился к нему Кручану, уже подвыпивший и с графином вина: «Надо нам потолковать, бадя Василе, только давай сперва выпьем…» Наливает ему полную кружку.

А тот: «Будь здоров, Георгицэ, сейчас тебе черешен для деток нарву. Как раз немножко еще майских осталось…»

Тут Кручану озверел: «Иди ты к черту со своими черешнями! А что ты скажешь, если я тебе сейчас набью морду?!»

– Ничего, Георгицэ… спасибо скажу… – отвечает Василе.

Ну и выплеснул ему Георге в рожу вино, да еще звезданул кружкой меж глаз за это «спасибо». Потом еще ногами вскочил на него и давай месить, словно глину для штукатурки.

На счастье, Ирина Кручану, супруга покойного, как раз оказалась поблизости. Пряталась она меж ульев на пасеке, недалеко от ворот Волоокой, поджидая своего благоверного. Услышала она крик Кофэела и голос Георге, поняла, что совершается смертоубийство, и кинулась как безумная – будь что будет: «Что ж ты делаешь?… Убей лучше меня!» И муж начал ее убивать, и наверно убил бы, потому как был не в своем уме, но еще одно счастливое совпадение спасло несчастную женщину. Мимо проходили мужчины, с рыбалки возвращаясь. Связали они Кручану, а Василе, едва живого, в больницу отправили…

– Сущий дьявол… – первое, что сказал Кофэел сразу же, как только в сознание пришел. – Первый раз видел своими глазами, как в соседа демон вселяется.

И потом Василе часто повторял эти слова, так что они запомнились людям. А человек он был темный и маленький, и не было у него других интересов, иначе бы он ни за что не простил Георге Кручану, когда тот через несколько дней в этой же самой больнице целовал ему руки, валялся в ногах, со слезами упрашивая:

– Прости, Басиле, я сумасшедший! Прости.

Нет, другой бы на его месте ни за что не простил соседа, который тебя на всю жизнь искалечил (правда, если быть точным, Кручану ему помял левую руку, а с правой произошло позже, и совсем по другому делу, но в селе об этом как-то не помнили). Но Василе простил Кручану, потому что по доброте душевной был особенный человек, да и рука у него потом не особенно долго болела…

А теперь, если спросишь об этой давней истории у бади Василе, он тебе не торопясь, с удовольствием расскажет:

– Злое дело, товарищ, самого тебя делает злым, а доброе – добрым. Другого нам не дано: или так, или этак… В молодости я был солдатом. Был в цирке однажды и видел живого тигра. Хозяин заходил к нему в клетку и даже немного играл с ним, но… глаз с него не спускал! К чему это я говорю? А к тому, что и ко мне в сад чуть ли не каждую ночь наши местные тигры приходят. Но я – тертый калач, знаю, кто и как спит, с кем спит и на каком основании… Я ловлю браконьера и говорю: «Беги! Я тебя не видел, не слышал и вообще знать не хочу… И поверь, мне за тебя стыдно, товарищ, – говорю я ему. – Разве у тебя нет языка, или совсем потерял совесть, почему не попросишь? А если жалко тебе немножко заплатить за труды старому человеку, то бери мешок и уходи… об одном прошу, больше со мной не здоровайся!..» Что же делает мой местный тигр? Становится на колени: «Прости меня, бадя Василе, – говорит, – вот тебе мой мешок и делай со мной что хочешь!..» Вот что значит с добром подойти к человеку. А покойный Кручану приходил ко мне только со злом и не раз, и не два готов был глаза выколоть мне, если не сегодня, так завтра: «У тебя, – говорит, – бадя, крадут». А я ему отвечаю: «А ты, дорогой Георге, только о ворах думаешь?! Я же, например, забочусь о людях…» Тут он начинал обычно стращать: «Я против тебя закон применю». «Хорошо, – говорю, – применяй, спасибо тебе на этом!» И как же он ко мне закон применил?… Дал мне пощечину. А я ему: «Будь здоров, дорогой, благодарю… нет, не из моей руки вышел этот закон». Ну и тут в него демон вселился, и он бил меня, а если б убил, его б расстреляли по его же закону… Ирина вмешалась и больше того раздразнила в нем демона, начал он ее поучать, свою ненаглядную половину, и едва не пришиб… Вот как оно получается, когда злом на зло отвечаешь. Нет, а надобно зло добром пресекать… Теперь, слышу, затеяли новое зло, пустили анекдот по селу, будто я имел эту Ирину Кручану… то есть имел с ней тайную связь, и будто она по моему наущению мужа засадила в тюрьму! Эх, видать, совсем помутился разум людской, и они теперь злом отвечают на мое же добро!.. Будто бы в селе уже ни одного праведника не осталось – одни воры да развратники?…