На грани счастья - [7]

— Режьте на х… скорей! Если она отключится, кровотечение мы не успеем остановить!

Они заспешили, но без суеты и лишних движений — быстро, слаженно. Завизжала пила, отозвавшись болью в виске у Власова высоким звуком режущегося металла. Квак — один поручень! Квак — второй!

Власов придвинулся ближе и вдруг за спинами, руками и головами работавших спасателей увидел распахнутые голубые глаза Дашки!

А потом и все лицо! В крови! Все полностью!

В подсохшей, уже схватившейся коркой неправдоподобно алой крови! И из этой кровавой маски смотрели куда-то голубеющей радужкой и расширенными черными дырами зрачков глаза!

— Дашка! — взревел Власов и рванул к ней всем телом.

И она услышала, и перевела взгляд из неизвестного пространства, куда заглядывала, на него.

— Реагирует! — порадовался кто-то из спасателей. — Говорите с ней, надо, чтобы она не потеряла сознания! Мы быстро!

Он опустился на колени сбоку от проема, стараясь не мешать мужикам, но так, чтобы она могла его видеть, привалился плечом к автобусному боку.

— Все хорошо, девочка! Парни сейчас вас вытащат! Ты потерпи еще чуть-чуть! — уговаривал он.

Она закрыла глаза, а он испугался — все, отключается! Но она открыла их снова с трудом, он наклонился ближе и увидел слезы, скапливающиеся в них.

— Тихо, тихо, Дашенька! Плакать нельзя пока! — успокаивал, уговаривал ее и себя Власов. — Мы с тобой потом поплачем, Даш.

У него выло все внутри от ожидания и незнания, что с ней, от еле сдерживаемого желания самому скорее достать ее!

Когда ее вытаскивали трое спасателей, Дашка потеряла сознание. Кончились у нее силы, мужество. Она их и так из неизвестных резервов перебрала! Власов успел подержать ее за ладошку безвольную, поцеловать в щеку в запекшейся крови, убедиться, удостовериться, что она жива!

И на него без предупреждения навалились непомерная усталость и отупение, да так, что пришлось сесть на землю, свалившись чуть не мешком — ноги не держали.

— Вам плохо? — спросил кто-то участливо.

— Сигарета есть? — с трудом пробормотал Власов.

— Щас найдем! — пообещал тот же голос.

Власов прикурил от поднесенной зажигалки, сильно затянулся, чувствуя, что отпускает понемногу. Его как бы выключило от происходящего вокруг — людей, их действий, событий, — догнало. Нормально!

— Знаешь, Игорь, — услышал он над собой голос Кондратьева, — открою тебе секрет: чудеса в нашем деле частенько случаются! Вот как она оказалась в конце автобуса? А? Вопро-ос!

Власов пожал плечами, еще раз глубоко затянулся, выпустил дым, затушил, ткнув в землю бычок, тяжело поднялся на ноги и задал самый главный вопрос, пульсировавший в голове с момента, когда увидел ее глаза:

— Как она?

— Тяжелая, — вздохнул Кондратьев. — Но живая. Ее и тех двух тяжелых девочек бортом в нашу областную клинику отправляем.

— Хорошо, — кивнул Власов, — спасибо, Василь Кузьмич.

— Сбрендил, что ли? — возмутился Кондратьев.

— Наверное, — невесело усмехнулся Власов.

— Говоря по-научному: постстрессовый синдром, а по-простому: отходняк обыкновенный.

Фигня! Впрочем, ты сам про это подробно и прекрасно знаешь. Пройдет. Я с ними полечу, проконтролирую. А ты, Игорь Николаевич, давай домой, душ и грамм сто коньяка на грудь. Сразу полегчает!

— Нет, — отказался от заманчиво манящей перспективы Власов, — за вами поеду.

— Точно сбрендил! — утвердил предположение Кондратьев. — Куда поедешь? Ты весь в кровище, в грязище с ног до головы, да и в таком состоянии тебе за руль нельзя! Хватит с нас сегодня происшествий!

— Да, — осмотрев себя, с удивлением согласился Власов. — Помыться не мешало бы.

Дашка все еще находилась в операционной.

Власов успел добраться домой, сам не помнил как — на силе воли и с помощью такой-то матери. Долго отмывал в душе въевшуюся в поры, в волосы засохшую кровь и грязь, постоял под контрастным душем, выпил обжигающий крепкий кофе, побросал в сумку вещи. И вместо положенных двух часов на приличной скорости до областного центра доехал за полтора. Ни разу не посмотрев на спидометр, пропускаемый всеми гаишниками по пути.

И вышагивал у дверей операционного отделения, стараясь заткнуть тревожные мысли, предположения худшего и страхи за Дашку.

Белой скромной мышкой из дверей выскользнула молоденькая медсестрица, та же, которая уже выходила к нему, когда он приехал, сообщить новости об операции.

— Игорь Николаевич, — пролепетала тоненьким голоском скромняшки. — Меня Антон Иванович послал сказать, что операция продлится еще как минимум час. — И заспешила, чуть повысив голосок: — Но Антон Иванович просил передать, что все идет хорошо, осложнений нет!

— Спасибо, — сухо поблагодарил Власов.

И заставил себя добавить обходительной мягкости в голосе.

Все! Мозг врубился на привычный ритм работы, анализа, оценки обстановки и принятия решений.

— Машенька, я правильно запомнил? — намекнув губами на улыбку, спросил он.

— Да, — слегка зарделась девица.

«Как таких блеющих в хирургии-то держат?» — раздражился Власов, но тон заданный выдержал:

— Маша, скажите, здесь есть где-нибудь поблизости приличное кафе или ресторан, где можно перекусить?

— У нас очень хорошее кафе на первом этаже! — оживилась хирургическая девуля. — Частное. Там очень прилично готовят.