На грани потопа - [253]

— На озере и маневрировать в шторм гораздо сложнее, — заметил Питт.

— Точно. В море можно лечь в дрейф и отдаться на волю ветра и волн, пока стихия не уляжется, а здесь такой номер не проходит. — Ударившись в воспоминания, ирландец окончательно разговорился и поведал терпеливо внимающему слушателю о событиях более чем полувековой давности в таких мельчайших подробностях, что тот только диву давался, как они могли сохраниться в памяти рассказчика. — Я ведь человек верующий и не мог отказать генералу в помощи, — признался ветеран, повествуя о заключительной стадии эпопеи. — Даже одолжил ему свой бушлат, хотя меня так и подмывало выбросить этого жирного паразита за борт. Да только впрок он ему все одно не пошел — ночь кое-как промаялся, а к утру совсем окоченел и скопытился. Когда нас прибило к берегу, я вынес Катеньку на руках, а плот с мертвяком столкнул обратно в воду. Его подхватило течением и унесло. Так и не знаю до сих пор, что с ним сталось. А мы укрылись в пустой хижине на опушке леса, развели огонь, нашли какие-то консервы, макароны, рис... Так вот и выжили.

— Но вы все еще не сказали, сэр, в каком из озер произошла трагедия? — напомнил Питт. — И не дали ответа на вопрос, известны ли вам хотя бы приблизительные координаты места кораблекрушения?

Гэллахер загадочно ухмыльнулся, грузно поднялся на ноги, подошел к краю мостков и театральным жестом указал на восток.

— Вон там и погибла «Принцесса Ван Ду», — произнес он рокочущим басом.

Питт сначала решил, что старый моряк имеет в виду одно из трех расположенных восточнее озер Гурон, Эри и Онтарио, но уже в следующее мгновение до него дошло.

— Вы хотите сказать, что она затонула прямо здесь, в озере Мичиган?! — воскликнул он дрожащим от волнения голосом.

— О чем я и толкую, — невозмутимо подтвердил ирландец. — Отсюда до того места миль двадцать пять, только надо взять чуток южнее.

Питт не верил своим ушам. Всего двадцать пять миль до «Принцессы» и бесценных сокровищ в ее трюмах! Это было такое невероятное везение, что голова шла кругом.

— Наверное, вас с Катей вынесло на берег где-то поблизости? — предположил он.

— Не просто поблизости, — широко осклабился Гэллахер, — а прямо здесь, где я сейчас стою! Мы много лет пытались купить этот участок — из чисто сентиментальных побуждений, но прежние хозяева упорно отказывались продать. Только после их смерти нам удалось уговорить наследников расстаться с ним. Пришлось снести оказавшуюся спасительной для Кати старую летнюю хижину — она вконец обветшала, — а на ее месте построить дом, в котором мы и обосновались. Мы ведь как рассуждали: раз уж небо даровало нам в молодости спасение и второй шанс, будет справедливо и подобающе провести остаток дней там, где мы, можно сказать, родились заново.

— А вам никогда не приходило в голову, сэр, самому попытать счастья и заняться подъемом груза «Принцессы Ван Ду»? — не удержался Питт от вопроса, со вчерашнего дня не дававшего ему покоя. — В конце концов, вы единственный человек на свете, знающий точные координаты ее крушения. Ваша жена не в счет — не думаю, что она разбирается в навигации и морском деле хотя бы в той степени, чтобы отличить гюйс от галса.

— Это вы верно подметили, мистер Питт, — рассмеялся старик. — Катенька обожает свои фарфоровые безделушки, может часами рассуждать о поэзии, философии, часто поминает каких-то русских гениев прошлого века, о которых я и не слыхивал — она ведь сама русская, из эмигрантов, — но в технике и мореплавании ни бум-бум, хотя всю жизнь прожила с моряком. А вам я вот что отвечу. Конечно, приходило. Я далеко не моралист, грехов на моей совести накопилось порядочно, случалось и убивать в свое время, когда выхода другого не было, да и разбогатеть хотелось, как любому нормальному человеку. А тут такой шанс: протяни руку — и ты миллионер.

— Скорее, миллиардер! — поправил Питт.

— Какая разница? — пожал плечами ирландец. — Коммунисты до сих пор правят Китаем. Они сразу потребовали бы вернуть им все ценности, мне же, в лучшем случае, пришлось бы довольствоваться гвоздями от ящиков, в которые они были упакованы.

— Но вы имели право оформить на себя заявку о находке, — возразил Питт, — и получить отступные с тех же китайцев. Даже ничтожный процент от стоимости груза сделал бы вас очень богатым человеком.

— Мы с Катей и об этом думали, — кивнул Гэллахер. — Но на поживу такого рода всегда слетаются стаи стервятников со всех сторон, так что китайцы, скорее всего, оказались бы даже не первыми в очереди. Стоит поднять со дна хоть одну антикварную вещицу, как к ней тут же потянутся загребущие лапы налоговиков и прочих бюрократов всех уровней, от городского до федерального. Мне пришлось бы отстаивать свои права в судах и проводить там больше времени, чем на работах по подъему сокровищ. А ненасытные адвокаты вытягивали бы из меня больше денег, чем удалось заработать.

— Возможно, вы правы, сэр, — не мог не признать Питт горькой справедливости слов ветерана.

— Да не «возможно», а прав на все сто! — презрительно фыркнул ирландец. — В молодости я сам грешил охотой за подводными кладами и пришел к неутешительному выводу, что это не окупается. Никогда. Как сделаешь перспективную находку, сразу приходится отбиваться не только от правительственных чиновников, но и от шакалов всякого рода, которые так и норовят добраться до трюма первыми и увести добычу прямо из-под носа. Порой и до перестрелок доходило, да вам, наверное, и самому немало таких случаев известно. Короче говоря, мистер Питт, понял я, что главное мое богатство, которого у меня не отнять ни пиратам, ни бюрократам, — это Катенька и дети. А что до «Принцессы», пускай себе лежит, где лежала. Рано или поздно найдутся порядочные люди, которые поднимут груз и обратят его на общее благо. А мне чужого не надо. Да и потом вы же сами сказали, что там национальное достояние, принадлежащее великому народу. И кто я такой, чтобы распоряжаться им по своему усмотрению? Я запретил себе думать и даже вспоминать о тех сокровищах и, как видите, не прогадал. Мы с Катей счастливы, у нас дружная семья, уже есть внуки, а там, глядишь, дождемся и правнуков... Нет, мистер Питт, я уверен, что поступил правильно!