На горбатом мосту - [15]

Шрифт
Интервал

И душа вспоминает. И не понимает – о чём.

Трое

Фотография стандартна: первый класс —
Ох уж мне, блин, эта «школьная скамья»…
«Неблагополучных» трое нас —
Лёнька-Чипа, Игорёк да я.
Полуграмотная тётка Игорька,
Та, что мыла в нашей школе этажи,
Нам сказала: «Жизнь у вас горька.
Надо вам, ребятушки, дружить.
Все вы – сироты: без мамок, без отцов,
Стало быть, и не нужны вы никому.
Не теряйтесь, а не то в конце концов
Передавят, как котят, по одному».
Вот мы и дружили, как могли:
Вместе дрались, вместе бегали в кино,
Тополиный пух в июне жгли.
И нам было совершенно всё равно,
То, что я училась хорошо,
А они – забили напрочь… Ну так что ж?
И меня не повергали вовсе в шок
Сигареты, клей «Момент» и даже – нож.
А потом все разбежались кто куда:
Им – в путягу, ибо славен всякий труд,
Я же безо всякого труда
Как-то быстро поступила в институт.
Лёнька воровал, попал в тюрьму,
После вышел – да обратно сел.
Игорь пил. Потом бомжатскую суму
На плечо вполне безропотно надел.
Ну а я науку грызла сгоряча,
Не сбавляя взятый темп на вираже.
В общем, я училась на врача,
И – небезуспешно… Но уже
Просыпался странный зверь в моей груди
И дышал, переплавляя всё – в слова.
Бабка говорила: «Нелюдь!» – и
Не была совсем уж сильно неправа.
Лёнька сгинул где-то в дальней ИТК,
Игорька отрава со свету сжила.
Ну а я могла бы жить наверняка.
Я могла бы. Да вот только – не смогла.
Потому что бесконечно длился час,
Но меж пальцев утекли десятки лет…
Потому что только трое было нас:
Пьяница, ворюга и – поэт,
Потому что это – полная фигня:
Дескать, каждый сам судьбу свою лепил.
И теперь я знаю точно: за меня
Лёнька воровал, а Игорь – пил.
И всё чаще я гляжу, гляжу туда,
Где сквозь облака высокий свет
Говорит о том, что боль – не навсегда,
А сиротства вовсе не было и – нет.

«От трескучей фразы на злобу дня…»

От трескучей фразы на злобу дня,
Виршей холопских, бешеных тиражей,
Ангел Благое Молчанье, храни меня —
Губы мои суровой нитью зашей.
Лучше мне, измаявшись в немоте,
Без вести сгинуть, в землю уйти ручьём,
Чем, локтями работая в тесноте,
Вырвать себе признанье – не важно чьё.
Лучше исчезнуть, попросту – помереть,
Быть стихами взорванной изнутри.
Только бы – перед ликом Твоим гореть,
Только бы слушать, только б Ты говорил!
Только бы слушать, вслушиваться в шаги,
Свет Твой угадывать из-под прикрытых век…
Вечность во мне, прошу Тебя, сбереги,
Ибо я всего-то лишь – человек.
В час, когда сердце захлёстывает суета,
Требуя покориться и ей служить,
Ангел Благое Молчанье, замкни мне уста,
Чтобы мне перед Словом не согрешить.

Михайловский замок

Драматические сцены

Сцена 1

Прохожие идут мимо Михайловского замка, один из них смотрит на дворец, останавливается и задерживает остальных.


ПЕРВЫЙ

Громада эдакая! Эвон, глянь, Михей!


ВТОРОЙ

Да, дивно сделано.


ТРЕТИЙ

А бают, что виденье

Царю, мол, было – сам архистратиг

Небесный Михаил ему явился

И повелел построить нынче храм

На этом самом месте и пророчил

Беду великую!


ВТОРОЙ

Да рази ж это храм?

Уж слава богу, мы церквей видали!


ТРЕТИЙ

Да дай договорить! Беда вся в том,

Что провели царя – заместо храма

Построили хоромы. Вот, мол, вам

Суприз, царь-батюшка!

Тот было в гнев – да поздно.


ПЕРВЫЙ

(задумчиво)

Уж дело сделано. Да только кто ж провёл?


ТРЕТИЙ

Вестимо – нехристи. Всё немцы да французы…

Кому ж ещё?


ВТОРОЙ

Они горазды. Да.


ПЕРВЫЙ

А вот слыхал, что вышло указанье

Собрать людишек с бабами и всех

С дитями прям сюда вселить, чтоб, значит, сырость

В себя забрали.


ТРЕТИЙ

Что ты! Брешут! Грех!

Ведь царь – он добрый. Недогляд, однако,

Ему за всем. Ведь он, поди, в делах!

И к барам строг. А те уж, как обычно,

Указы все горазды повернуть

По-свойски! Оттого-то и выходит

Беда для люда… Так-то!


ВТОРОЙ

Говорят,

Юродивая нынче на Смоленском

Всё плакала о том, что, мол, царю

Отпущено годочков ровно столько,

Сколь буковиц на стенке.


ПЕРВЫЙ

На какой?


ВТОРОЙ

(показывает надпись на фронтоне дворца)

На этой самой!


ТРЕТИЙ

Сколько ж их?


ВТОРОЙ

Да много…

Я в этом не силён.


ТРЕТИЙ

(считает)

Вот – сорок семь.

А государю сколько? – Сорок сёмый

Как раз идёт!


ВТОРОЙ

(перекрестясь)

Чудны дела твои,

О Господи!


ПЕРВЫЙ

Не наше это дело,

Что говорить! Собрать бы вот оброк

Ко времени. А то – беда.


ТРЕТИЙ

И верно.

Уходят, продолжая что-то обсуждать.

Сцена 2

На набережной возле Михайловского замкаПанин и Фон Пален.


ПАНИН

Так что наследник?


ФОН ПАЛЕН

Всё ещё никак

Он не решится. И хотя желает,

Конечно, царствовать, сыновняя любовь…

Вы понимаете…


ПАНИН

Да-да, отметить должно —

Чувствительность сия составит честь

Любому сыну. Здесь ещё тем паче

Родство дает и право на престол.


ФОН ПАЛЕН

Да, редкостное сердце. И однако

Он слишком нерешителен. Пора,

Пора уж действовать. Упущенное время

Нам встанет слишком дорого. Уже

Зашли мы далеко. И нам обратной

Дороги быть не может…


ПАНИН

(задумчиво)

Или пан,

Или пропал… Неужто император

Подозревает?


ФОН ПАЛЕН

Сумасброден он.

Точней – безумен. И чем дальше – больше.

Но некое охранное чутьё

Ему присуще. Кстати, он недавно

Меня спросил про заговор.


ПАНИН

(с ужасом)

Про наш?!


ФОН ПАЛЕН

(спокойно)

Конечно. Но нашёлся я ответить,

Что, дескать, сам я во главе его.

Держу в руках все потайные нити

И всё раскрою враз.

(Смеётся.)


ПАНИН

(в сторону)

Недалеко

От истины. Пожалуй, что он может…


ФОН ПАЛЕН

И кажется, понятно, что теперь


Еще от автора Екатерина Владимировна Полянская
Воин в поле одинокий

Екатерина Полянская живёт в Санкт-Петербурге. Печататься начала в 1998 году в журнале «Нева», и с тех пор стихи её появлялись во многих российских журналах, в «Литературной газете». Автор четырех стихотворных сборников. Лауреат премий и конкурсов: «Пушкинская лира» (Нью-Йорк, 2001), премии им. А. Ахматовой (2005), конкурса им. Н. Гумилева (2005), конкурса «Заблудившийся трамвай», а также Лермонтовской премии (2009). Переводчица поэзии с польского и сербского языков, в течение нескольких лет представляет Россию на международном фестивале поэзии «Варшавская осень».


Рекомендуем почитать
Действующие лица

Книга стихов «Действующие лица» состоит из семи частей или – если угодно – глав, примерно равных по объёму.В первой части – «Соцветья молодости дальней» – стихи, написанные преимущественно в 60-70-х годах прошлого столетия. Вторая часть – «Полевой сезон» – посвящена годам, отданным геологии. «Циклотрон» – несколько весьма разнохарактерных групп стихов, собранных в циклы. «Девяностые» – это стихи, написанные в 90-е годы, стихи, в той или иной мере иллюстрирующие эти нервные времена. Пятая часть с несколько игривым названием «Достаточно свободные стихи про что угодно» состоит только из верлибров.


Это самое

Наряду с лучшими поэтическими образцами из сборников «Сизифов грех» (1994), «Вторая рапсодия» (2000) и «Эссенции» (2008) в настоящей книге представлены стихи Валентина Бобрецова, не печатавшиеся прежде, философская лирика в духе «русского экзистенциализма» – если воспользоваться термином Романа Гуля.


Плывун

Роман «Плывун» стал последним законченным произведением Александра Житинского. В этой книге оказалась с абсолютной точностью предсказана вся русская общественная, политическая и культурная ситуация ближайших лет, вплоть до религиозной розни. «Плывун» — лирическая проза удивительной силы, грустная, точная, в лучших традициях петербургской притчевой фантастики.В издание включены также стихи Александра Житинского, которые он писал в молодости, потом — изредка — на протяжении всей жизни, но печатать отказывался, потому что поэтом себя не считал.