На глубоких виражах - [28]

Почин старого профессора поддержали единодушно. Часть денег собрали на этом вечере, часть - на следующий день.

За два дня было собрано 180 тысяч рублей. На одном из заводов города появилась передовая молодежная бригада имени Луганского. С юношами и девушками этой бригады я переписывался до конца войны. Сейчас эта переписка хранится в музее Советской Армии.

Для получения самолета в N. вместе со мной выехали представители алма-атинской молодежи: один паренек и две девушки. Нас встретил директор авиационного завода. Делегация вручила ему письмо комсомольцев и молодежи.

- Ого, вот это петиция! - удивился директор. - Что ж, выбирайте, какой понравится.

Делегация растерянно оглядела большое поле, сплошь заставленное новенькими истребителями ЯК-1.

- Дядя Сережа, тут уж вам...

И "дядя Сережа", которому едва исполнилось двадцать пять лет, полез в кабину самолета.

Восемь машин опробовал я, и ни одна из них мне не понравилась: тяжелы и неуклюжи. Директор завода указал на одиноко стоявший в сторонке истребитель:

- Попробуйте-ка вот этот. Попробуйте, попробуйте. Я вам дело говорю. Этот самолет особенный.

- Что ж в нем особенного?

- Ну, если уж вы такой недоверчивый...

И директор рассказал мне. Недавно, всего несколько недель назад, на одном из подмосковных аэродромов были собраны истребители самых различных марок. Тут были немецкие "мессершмитты" и "фоккеры", американские "кобры", наши "ЯКи" и "лавочкины". Устроили своеобразное соревнование - какая машина лучше.

На этих испытаниях присутствовали конструктора, директора заводов, руководители авиационной промышленности.

Лучше всех себя показали немецкий "мессершмитт" и американская "кобра".

- Этот самолет, - указал директор на одиноко стоявший истребитель, был на испытаниях. Мы его специально готовили.

Самолет оказался хорошим. Я исполнил на нем целый каскад фигур высшего пилотажа, сел и, едва спрыгнув на землю, заявил:

- Все. Беру этот. Никому не отдам.

Директор рассмеялся:

- Да с богом. Желаю счастья.

Тут же, на заводе, на фюзеляже истребителя масляной краской было написано: "Герою Советского Союза Сергею Луганскому от комсомольцев и молодежи г. Алма-Аты".

На следующий день я вылетел на фронт.

Наши войска освобождали Бессарабию, В каком-то местечке я разыскал штаб нашего полка, встретил старых боевых товарищей, Ребята загляделись на мой новый истребитель.

- Хорош! Только разрисован слишком. Смотри - и звезды и надпись. Живого места нет. Немцы тебя сразу приметят.

- Пускай примечают!

Жители Бессарабии встречали освободителей с распростертыми объятиями. Они прекрасно помнили приход Красной Армии в 1939 году. В каком-то селе древний старик обнимал всех по очереди и со слезами на глазах говорил:

- Господи, думал, уж не дождусь! Немцы изрядно похозяйничали на бессарабской земле. Нищета крестьян была ужасающей. Я сам видел, как жители сел подбирали ветошь, которой техники обычно вытирают промасленные руки.

В обстановке удивительного радушия и сердечности мы отдыхали несколько недель. Вскоре, однако, стали заметны приготовления к большим боям. Готовилась знаменитая Яссо-Кишиневская операция. Немцы прекрасно понимали, что из Бессарабии открывается путь на Балканы, и они стягивали сюда самые боевые части. В частности, мы узнали, что на наш участок прибыли опытные летчики, последние части некогда знаменитого воздушного флота Геринга.

- Старые знакомые, - говорили ребята, вспоминая бои на Курской дуге. Значит, снова увидимся. Шел предпоследний год войны.

Эту нахальную "семерку" ребята приметили совсем недавно. Казалось, она безрассудно лезла в самую гущу боя, но там чувствовала себя как рыба в воде: атаковала всегда неожиданно, никому еще не удалось поймать ее в прицел. Сразу было видно, что летал на ней старый и опытный летчик. Фюзеляж семерки украшал любовно выписанный червовый туз.

В моей эскадрилье от "семерки" пострадал Володя Бабкин, хороший пилот, награжденный тремя орденами Красного Знамени, В горячке боя он не заметил злосчастной "семерки", она спикировала на него откуда-то сверху и подбила пушечной очередью.

Сам Володя был ранен, но успел выброситься на парашюте.

Когда я пришел к нему в госпиталь, Володя чуть не плакал.

- Ведь зло берет, товарищ капитан. Откуда только ее черт вынес? Слышу только - раз - и горю. Такая подлая скотина.

Я как мог успокоил товарища.

- Ничего, Володя. "Семерка" от нас не уйдет. Попадется как-нибудь, Рассчитаемся и за тебя.

- Только не упустите. И следите за ней знаете как! Очень коварная тварь.

- Лежи, лежи. Поправляйся.

Рассчитаться за Володю нам удалось очень скоро. К тому времени господство нашей авиации в воздухе было полным, и мы, несмотря на то, что против нас дрались немецкие асы, иногда позволяли себе такие жесты: "заявляемся" на вражеский аэродром вчетвером или впятером - Телегин, Дунаев, Шут, Корниенко, все Герои Советского Союза, и сбрасываем вызов: "Выходи драться. На взлете бить не будем". Как правило, немцы предпочитали отсиживаться в укрытиях. Вражеская служба наблюдения еще заранее предупреждала своих летчиков: "Ахтунг, ахтунг! В воздухе..." и далее шло перечисление наших фамилий. Немцы тоже приметили наши машины...