На главном направлении - [59]

— Утром музыку слушала, радовалась.

И вот…

В голосах звучала горечь, обида.

— Дайте я помогу, — попросил Костя. — Надя вожатой у нас была.

Зенитчики еще яростнее налегли на лопаты.

— Иди к командиру полка, он в лазарете, — сказал один из них, не разгибаясь. Костя так и не увидел их лиц, только понял, что зенитчики, отдавая последний долг погибшей Наде, не могут смотреть ему в глаза: взгляни — и слезы сами брызнут.

* * *

«И угораздило же меня подставить плечо под пулю! И в ноге, видно, осколок. Худшего не придумать: по рукам и ногам связан, — досадовал Титов, глядя на бинты, сжимавшие ему грудь. — Но ничего, мы не такие хиленькие, чтобы от одной пули и паршивого осколка принять стойку „смирно“ в горизонтальном положении».

— Радист!

— Слушаю, — отозвался старшина радиовзвода, которого Титов тотчас же после ранения вызвал к себе в блиндаж санитарной роты.

— Где рация?

— Здесь.

— Что передают?

— Нас ищут. Запрашивают обстановку.

— Что же ответил?

— Вы же приказали молчать, — напомнил радист.

— Правильно, иначе вы по всему свету разнесете: командир ранен. И противник обеспечен хорошей информацией.

— Я так и понял, — согласился старшина.

— Ну вот, а теперь передай: держимся, атаки врага с воздуха не увенчались успехом… Передавай, передавай! — повторил Титов. — На переднем крае особых перемен не произошло… Передал? Теперь возьми карту и передай для командующего артиллерией Пожарского вот эти цифры.

— Он только что запрашивал, куда дать огонь, — сообщил старшина, на секунду оторвавшись от рации, — и про ваше настроение спрашивал.

— Цифры, цифры передавай! — потребовал командир полка.

Его раздражала боль в плече, и он с трудом удерживал себя от резких ответов. К тому же положение дел на переднем крае складывалось значительно сложнее, чем об этом было только что передано по радио в штаб армии.

В минувший день вражеская авиация вывела из строя почти весь состав зенитной батареи, стоящей на прикрытии полка с воздуха. Очень тяжелые потери понесли артиллеристы из противотанкового дивизиона, да и роты, стоящие на переднем крае, заметно поредели. Вышли из строя многие закаленные в боях гвардейцы.

Однако Титов не считал, что полк потерял способность к сопротивлению. Именно теперь надо было всеми мерами вселять уверенность в своих подчиненных — обстановка в Сталинграде тяжелая, значит, чем больше вражеских сил будет привлечено к переднему краю осажденного гарнизона, тем легче будет другим частям, обороняющим город на других участках. Крепко сжав зубы от наступившей боли, Титов на минуту закрыл глаза. «Чем все это кончится? Неужели не поднимусь? Бодрись, бодрись, а полежать, видно, придется…»

Перед лицом зашуршала карта.

— А? Что? — открыв глаза, спросил Титов.

— Из штаба армии передали, что каши части держатся, — доложил старшина, показывая на карте пометки, сделанные по сводке штаба.

— Так, хорошо, ясно. Наши части прочно держат ключевые позиции — Мамаев курган, район «Красного Октября» и фланги центра. Значит… Вызывайте сейчас же ко мне командиров батальонов и отдельных рот, — приказал Титов.

Старшина пожал плечами: мол, больному покой нужен.

— Вызывайте, вызывайте! — повторил Титов и, подумав, добавил: — И бронебойщика Зернова. Его надо назначить командиром противотанковой группы.

Через несколько минут один за другим к Титову прибыли вызванные командиры. Не явился только Зернов. Он стоял над могилой Нади. В одной руке у него была бескозырка, которую он, не замечая, смял в тугой комок…

Когда сюда подбежал связной и сообщил, что Зернова вызывают в санитарную роту, бронебойщик уронил свою бескозырку на свежий бугорок земли и пошел совсем в другую сторону. Шел он, не сгибаясь, с обнаженной головой, к переднему краю. Связному показалось, что бронебойщик заплакал.

— Такой камень-глыба, а горя не вынес.

* * *

Остановившись перед занавеской, отделяющей отсек командира полка от общего коридора подземного лазарета, Костя услышал знакомый голос. Титов с кем-то разговаривал так спокойно, будто ничего не произошло.

— Как дела на правом фланге?

— Держимся, товарищ командир! — послышался ответ.

— Патронов Селезневу добавили?

— Уже послали.

— А сухарей?

— Да.

— Этому флангу надо помогать, ведь они почти отрезаны от нас.

Наконец Титов услышал шорох за белой занавеской и спросил врача:

— Кто пришел?

— Костя, — ответил врач.

— Пустите его ко мне.

Костя уже стоял в дверях. Пропустив вышедшего командира первого батальона, он направился к Титову, но врач шутя заслонил ему дорогу.

— Что же, доктор, вы не пускаете парня, разве не знаете, что он у нас мастер на все руки? — сказал Титов.

Костя смутился.

Потом сказал первое, что пришло на ум.

— Дядя Володя, мне говорили, что вас за Волгу хотели отправить.

— В Волгу, а не за Волгу, — пошутил Титов. — Но я не хочу. Сначала надо вышибить гитлеровцев из Сталинграда. Вышибем — тогда поедем вместе.

— Дядя Володя, а вы немецкий язык знаете? — смущенно спросил Костя, вынимая из кармана алюминиевую пластинку.

— А что? Давай посмотрим, — и, пробежав глазами по пластинке, Титов спросил: — Где взял?

— В кабине самолета, который упал возле заводской стены, желтый такой, песочного цвета, кургузый…