На главном направлении - [55]

И вдруг однажды он сказал:

— Подожди, и ты получишь задание.

Костя не представлял себе, какое задание готовится для него, и начал добиваться:

— Скажите, Александр Иванович, задание будет важное?

— Очень важное и в этих условиях даже трудное.

— А кто со мной еще пойдет?

— У нас в полку ты пока один…

Костя так и не понял, о каком трудном задании идет речь. Но вот как-то в час затишья они разговорились. Сначала речь зашла просто об учебниках, о книгах, затем о знаниях, какие необходимо иметь человеку, и Костя вдруг представил себе, что он сидит не в блиндаже, а в классе. Александр Иванович говорил с ним серьезно, казалось, нет ничего на свете более важного, чем решение задач из учебника.

— Самое трудное, что дается с большим напряжением всем, даже самым способным людям — это знания. И если ты думаешь отступать перед такими трудностями, тогда другое дело, — не без упрека заметил Александр Иванович.

Костя поднял на него удивленные глаза.

— Какие светлые дни ждут тебя, Костя! Вот представь себе: ты студент института. Стоишь вот так перед профессором и отвечаешь. Ответы ясные, четкие. Профессор от радости поднял седые брови и улыбается: «Ай да Костя Пургин, ай да молодец! — и жмет тебе руку. — Поздравляю, наш будущий, ну скажем, главный агроном!..»

— Александр Иванович, я еще не решил, кем быть.

— Ну вот, и я говорю, сейчас надо об этом думать, чтоб потом окончательно решить, кем быть. Ведь когда начнутся мирные дни, тогда некогда будет раздумывать, надо готовиться сейчас. Иначе опоздаем…

Костя не возражал, но как можно усидеть за книжкой, когда рядом идут бои! И однажды, оставшись один, он решил все же посмотреть, что делается там, на переднем крае.

Сначала зашел в штаб.

В блиндаже штаба полка никого не было. Только у коммутатора сидел дежурный телефонист.

Пошел дальше.

У переправы и за оврагом кипел бой. Оттуда доносились частые очереди автоматов. Костя прибавил шагу. Вдруг перед ним показалась девочка. Она была укутана в большую вязаную шаль, концы которой тащились по земле. Взглянув на Костю, девочка круто повернула в сторону, к куче щебня.

— Стой! — крикнул Костя, но девочка как сквозь землю провалилась.

За кучей щебня не было ни домов, ни канав, ни бомбоубежищ. Пожар все сровнял с землей. Костя прошел вперед, присмотрелся и заметил деревянную крышку, поставленную на ребро: погреб…

— Кто тут есть? — еще не решаясь спуститься, повелительно произнес он.

— Не кричи, мама спит, — послышался ответ.

— Ну ты, не командуй! — Костя постарался произнести эти слова басом, но голос сорвался.

— А я тебя не боюсь. Спускайся, у нас тут неопасно.

Косте стало неприятно от своей грубости. «Как тут эта кнопка живет?» — Костя оглянулся и, набравшись смелости, опустил ноги на лесенку.

— Что ты оглядываешься, не бойся, — сказала девочка. Из темноты ей хорошо было видно, а Косте погреб казался черной дырой.

— А много вас тут? — уже примирительно спросил он.

— Садись, увидишь.

В темноте девочка подвинула к ногам Кости какую-то корзинку, он наугад присел, еще не видя ничего перед собой.

— Плохо быть слепым.

— Нет, ничего. Моя мама вот уже привыкает. Все понимает, что я делаю. Стану картошку чистить, а она чувствует, что много срезаю, и говорит: «Меньше срезай!» Ей глаза-то газом выело. Дым едучий такой от бомбы был…

— А тебе тоже выело?

— Нет, я все вижу. Вот и ты посидишь, оглядишься и тоже все будешь видеть.

Постепенно Костя разглядел девочку, сидевшую возле чугуна. За ее спиной на одной половинке филенчатых дверей, приспособленных под койку, спала женщина. В правом углу погреба лежали два обгоревших чемодана, в левом виднелась шейка швейной машины. У стенки сложены кирпичи, на них ржавая коленчатая труба.

— Это мы печку делаем, — сообщила девочка, — картошку варить.

— А где хлеб берете?

— Нигде. Без хлеба. А ты тоже есть хочешь? — спохватилась девочка и тут же достала из-под материной «кровати» котелок.

В котелке был небольшой кусок пареной тыквы. Разломив его пополам, девочка одну часть положила обратно, а другую подала Косте.

— Вкусная.

Костя был сыт, но не отказался, попробовал. В самом деле, тыква оказалась вкусной. Когда в руках осталась тонкая кожура, он заметил, что девочка с завистью смотрит на него.

«Ведь я съел ее долю», — подумал он в тревоге.

— А почему вы не эвакуировались? — стараясь преодолеть стыд, спросил Костя.

— Куда?

— Известно, куда эвакуируют, — за Волгу, — тоном знатока сообщил он.

— Мама говорит, мы не знаем, как это делается.

— Знаете, да не хотите. Вам нечего тут делать.

— Как тебя звать? — ласково спросила девочка.

— Константин Пургин, — приободрившись, ответил Костя. — А тебя?

— Лиза.

Костя улыбнулся про себя: «Лиза-подлиза» — так дразнил он одну девочку в школе. Но эта, кажется, не такая. И переспросил:

— Лиза?

— Лиза, — подтвердила девочка. И, подумав, сказала — Эвакуироваться сейчас некуда. Переправу немцы захватили, наши два раза отбивали, а сейчас там опять фашисты.

— Откуда ты знаешь? — спросил Костя.

— Знаю. Это ты сидишь в блиндаже и ничего не видишь, а я у наших была. Только ты не говори, я никому на глаза не показываюсь. Не скажешь?

Костя промолчал. Он не знал, что ответить.