На главном направлении - [25]

Еще и еще раз проверял командарм И. Г. Захаркин надежность оборонительной системы подчиненных ему войск. Личный состав армии хорошо усвоил задачу — стоять насмерть! — и это не являлось фразой, ибо высоким был дух патриотизма у каждого воина. Казалось, если противник прорвет боевые порядки 30-й армии, стоявшей впереди, то он тут же наткнется на мощную оборону 49-й армии и дальше не пройдет.

И вдруг приказ Ставки: 49-й армии сняться с занимаемых рубежей, погрузиться в вагоны и переместиться на курское направление, где запять оборону на рубеже Харьков, Курск, Орел. Многие из нас недоумевали: неужто следовало бросать столь хорошо подготовленный оборонительный рубеж на московском направлении? Не получится ли так, что мы снимемся с позиций, погрузим людей в вагоны, а в это время и будет нанесен удар значительно превосходящими силами по 30-й армии? В этом случае врагу открылся бы на десятки километров свободный путь.

Но вышло еще хуже — 30 сентября и 2 октября гитлеровцы начали свое генеральное наступление на Москву. Нанеся поражение ослабленной трехмесячными боями 30-й армии, они без труда прошли рубеж, занимаемый ранее 49-й армией. Одновременно они нанесли авиационный удар по железнодорожной рокаде Ржев — Вязьма, где сосредоточилось несколько десятков железнодорожных эшелонов с техникой и войсками 49-й армии.

Вместо перебазирования на курское направление командованию и штабу 49-й армии пришлось возглавить войска в районе Калуги; это были разрозненные части и подразделения, отходившие на восток. Сюда же подходили и эшелоны с частями и соединениями армии. В тот момент командарм И. Г. Захаркин приказал мне отправиться в Калугу, чтобы лично выяснить, кто поджег спичечную фабрику; она пылала огромными языками пламени, и пожар усиливал панику. Явившись в горком и горисполком, я никого там не обнаружил. Телефонная связь продолжала действовать, но никто не отвечал на вызов. На соседних с фабрикой улицах уже появились немецкие солдаты. Надо было уходить, и я так и по смог выяснить, по чьему распоряжению подожгли спичечную фабрику. Этот преждевременный поджог создал в войсках и среди населения уверенность, что город обречен на сдачу врагу. И такое настроение создано было как раз в то время, когда мы собирали силы, чтобы Калугу защищать.

Штаб армии с подразделениями обслуживания отходил на Алексин. К вечеру дороги размокли от проливного дождя. Транспорт «по брюхо» засел в грязи. Кому его не удавалось вытащить, тот продолжал путь пешком.

Вскоре сдали и Алексин, взорвав предварительно железнодорожный мост через Оку; однако примерно через месяц противник открыл по нему движение. Возникло сомнение — достаточно ли полно был взорван мост? Почему противник так быстро восстановил его?

Началось затяжное следствие. Офицеру-заградителю из службы военных сообщений (ВОСО) пришлось пережить немало неприятностей (если можно так деликатно выразиться). Впоследствии, когда Алексин снова был занят Красной Армией и нам пришлось восстанавливать мост, теперь разрушенный уже немцами, всем стало ясно, что никакой ошибки офицер ВОСО при взрыве моста не допустил. Но урок из опыта подрыва алексинского моста через Оку мы извлекли, помнили его, когда 49-я армия занимала оборону вокруг Серпухова и стоял на очереди вопрос, когда и как взрывать серпуховский железнодорожный мост через Оку.

В середине октября противник располагался полукольцом в 6–7 километрах западнее Серпухова. Здесь у нас произошло любопытное эшелонирование штабов. В самом Серпухове находились все службы, подчиненные начальнику тыла армии. Он со своим штабом находился там же. Поскольку старшим начальником в войсках Серпуховского гарнизона был я, то командующий армией назначил меня начальником гарнизона. По положению, я вошел в состав городского комитета обороны («наш маленький ГКО», как мы его шутя называли); председателем его являлся секретарь горкома партии Гусев, членом комитета — председатель горсовета Соколов.

Восточнее Серпухова, в деревне Бутурлино (в 15–18 километрах от противника), размещался первый эшелон штаба армии.

По общепринятой схеме второй эшелон надо было расположить восточнее Бутурлино, то есть дальше от линии фронта. Но в этом случае район Серпухова пришлось бы поделить между дивизиями. Кроме того, здесь проходила железная дорога Москва — Тула — Орел, а также важное и единственное в тех условиях шоссе Москва — Симферополь. Было бы нелепо уходить из города всем органам армейского тыла лишь в угоду схеме, да еще в те дни, когда все население Серпухова готовилось встать на его защиту.

Чтобы иметь хоть небольшую, но вполне боеспособную воинскую часть, подчиненную городскому комитету обороны, мы сформировали из рабочих серпуховских предприятий, а также из числа ежедневно выходивших из окружения военнослужащих отряд численностью свыше 600 человек, прекрасно одетых, обутых и вооруженных. Этим, конечно, не ограничилось. В Серпухов на сборный пункт продолжали прибывать в одиночку и группами бойцы и командиры, выходившие из окружения или отставшие от своих частей. Для этих людей крайне важно было простое человеческое внимание и товарищеское отношение командования и политических органов. В результате 49-я армия получила довольно значительное пополнение людьми и техникой.