На другой берег - [80]

— Да, не очень.

— А леди Корвен, мне кажется, заметная личность?

— Я тоже так думаю.

— Словом, вы никогда не встречались с ней до парохода.

— Нет.

— Когда вы впервые почувствовали, что любите её?

— На второй или третий день плавания.

— Значит, любовь с первого — взгляда?

— Да.

— И вы даже не подумали, что должны избегать её, поскольку она замужем?

— Думал, но не мог.

— А смогли бы, если бы она дала вам отпор?

— Не знаю.

— Но ведь она не дала вам отпор?

— Н-нет. По-моему, она некоторое время не догадывалась о моих чувствах.

— Женщины быстро разбираются в таких вещах, мистер Крум. Вы всерьёз убеждены, что она не догадывалась?

— Я этого не знаю.

— А вы дали себе труд скрывать ваши чувства?

— Вас интересует, объяснился ли я ей во время плавания? Нет.

— А когда же?

— Я признался ей в своём чувстве перед самой высадкой.

— Были у вас серьёзные причины смотреть фотографии именно в её каюте?

— Думаю, что нет.

— А вы их на самом деле смотрели?

— Конечно.

— Чем вы ещё там занимались?

— Наверно, разговаривали.

— Ах, вы не помните! А ведь случай был неповторимый. Или таких случаев было много, но вы о них здесь умолчали?

— Это единственный раз, когда я зашёл к ней в каюту.

— Тогда вы должны помнить.

— Мы просто сидели и разговаривали.

— Ага, начинаете припоминать! Где вы сидели?

— Я на стуле.

— А она?

— На койке. Каюта была маленькая, стул всего один.

— Бортовая каюта?

— Да.

— Значит, заглянуть в неё никто не мог?

— Нет. Впрочем, и видеть-то было нечего.

— Это по-вашему. Вы, наверно, всё-таки волновались, правда?

Лицо судьи высунулось вперёд.

— Не хочу прерывать вас, мистер Броу, но ведь свидетель не делает секрета из своих чувств.

— Хорошо, милорд, я спрошу яснее. Я полагаю, сэр, что прелюбодеяние произошло именно тогда.

— Его не произошло.

— Гм! Объясните присяжным, почему после возвращения сэра Джералда Корвена в Лондон вы не отправились к нему и не признались откровенно, в каких вы отношениях с его женой.

— В каких отношениях?

— Оставьте, сэр! Ведь из ваших показаний следует, что вы проводили с ней время, любили её и желали, чтобы она уехала с вами.

— Но она не желала уезжать со мной. Я охотно отправился бы к её мужу, но не осмеливался сделать это без её разрешения.

— А вы просили, чтобы она вам это разрешила?

— Нет.

— Почему?

— Потому что она предупредила меня, что наши встречи будут только дружескими.

— А я полагаю, что она вам ничего подобного не говорила.

— Милорд, меня спрашивают, не лжец ли я.

— Отвечайте.

— Я не лжец.

— Я нахожу, что ответ достаточно ясен, мистер Броу.

— Вот вы слышали здесь показания ответчицы, сэр. Скажите, они, на ваш взгляд, целиком правдивы?

Динни увидела, как судорожно передёрнулось лицо Крума, и попыталась убедить себя, что другие этого не заметили.

— Насколько я могу судить — да.

— Допускаю, что мой вопрос был не совсем деликатен. Но я поставлю его по-другому: если ответчица утверждает, что она совершала то-то или не совершала того-то, считаете ли вы долгом чести подтверждать её показания, если можете это сделать, или хоть верить в них, если не можете?

— Ваш вопрос представляется мне не совсем деликатным, мистер Броу.

— Милорд, я считаю, что для решения по настоящему делу присяжным существенно важно уяснить себе душевное состояние соответчика с начала и до конца процесса.

— Хорошо, я не прерву допрос, но напомню вам, что для подобных обобщений есть известный предел.

Динни увидела первый проблеск улыбки на лице Крума.

— Милорд, я вовсе не затрудняюсь ответить на вопрос. Я не знаю, что такое долг чести вообще, в широком смысле слова.

— Хорошо, перейдём к частностям. По словам леди Корвен, она вполне полагалась на вас в том смысле, что вы не станете домогаться её любви. Это правда?

Лицо Крума помрачнело.

— Не совсем. Но она знала, что я старался, как мог.

— Но иногда не могли с собой справиться?

— Я не знаю, какой смысл вы вкладываете в выражение «домогаться её любви». Знаю только, что иногда обнаруживал свои чувства.

— Иногда? А разве не всегда, мистер Крум?

— Если вы имеете в виду, всегда ли было видно, что я её люблю, отвечаю: безусловно да. Такого не скроешь.

— Это честное признание, и я не стану говорить обиняками. Я имею в виду не влюблённое выражение лица и глаз, а нечто большее — прямое физическое проявление любви.

— Тогда нет, кроме…

— Чего?

— Кроме трёх поцелуев в щёку и время от времени пожатий руки.

— То есть того, в чём созналась и она. Вы готовы подтвердить под присягой, что между вами не было ничего другого?

— Готов присягнуть, что больше ничего не было.

— Скажите, вы действительно спали в ту ночь в автомобиле, когда она положила вам голову на плечо?

— Да.

— Это несколько странно, если учесть ваше душевное состояние, не так ли?

— Да. Но я с пяти утра был на ногах и проехал сто пятьдесят миль.

— Вы всерьёз надеетесь убедить нас, что после пятимесячного ожидания вы не только не воспользовались таким неповторимым случаем, но даже заснули?

— Да, не воспользовался. Но я уже сказал вам: я не надеюсь, что мне поверят.

— Неудивительно!

Неторопливый низкий голос так долго задавал вопросы и Динни так долго не отрывала глаз от расстроенного, полного горечи лица Крума, что под конец впала в странное оцепенение. Её вывели из него слова: