На дорогах Афганистана - [2]

Как я узнал позже, разговор о женщинах возможен лишь между близкими родственниками или старыми друзьями, и то, как правило, в очень серьезном тоне.

— Прошу приготовиться к посадке!

Милым, певучим голосом стюардесса объявила об окончании полета сначала по-русски, потом по-английски.

Мой собеседник стремительно поднялся, выразив надежду встретиться в Кабуле, и присоединился к своей компании. Я пристегнул поясной ремень.

— Где они хотят совершить посадку — в облаках или на этих скалах? — Зыгмунт не мог скрыть своего беспокойства.

Я посмотрел в окно. Пышный ковер белых облаков был абсолютно плотным. «Ильюшин» делал большую петлю. И вдруг мы увидели под собой, как на макете, миниатюрные поля, дома, сады. Земля быстро приближалась. Еще две минуты, боль в ушах, несколько подскоков по неровной поверхности аэродрома, и самолет остановился перед небольшим деревянным бараком.

Я схватил дорожную сумку и первым ступил на бурую траву аэродрома. Следом за мной шел Вжеснёвский.

Большая группа мужчин в каракулевых шапках стояла у трапа. На нас никто не обратил внимания, и мы двинулись по направлению к бараку.

Вдруг Зыгмунт схватил меня за руку. Я обернулся. На последней ступени трапа стоял седобородый господин. К нему подходили люди и целовали руку, а он прижимал головы приветствующих к груди.

Чуть повыше стояли две дамы в черном. В их облике было что-то неземное. Ниспадающая складками ткань окутывала их с головы до ног, и лишь едва угадывалась линия плеч. Полоска густой сетки на уровне глаз позволяла предполагать, что эти странные фигуры передвигаются отнюдь не ощупью.

Меня охватило чувство огромной жалости и смущения. Я был свидетелем живучести жестокой традиции.

Почтенное семейство препроводили в черный, сверкающий лимузин.

Нас никто не встречал. Видимо, телеграмма еще не дошла до места назначения. Предстояло действовать самостоятельно. В бараке быт проведен поспешный таможенный досмотр, отмечены паспорта. С немалым трудом мы погрузили свой багаж в автобус.

Выйдя из автобуса в центре города, мы оказались рядом с одноэтажным строением, прилегающим к внушительному, только что законченному зданию гостиницы «Кабул». Небольшое фойе и длинный коридор с расположенными по обе стороны двухместными номерами носили название «Старый отель».

Вечером, около шести, мы получили необходимую информацию и отправились с официальными визитами. Солнце стояло над горами. Тени от домов закрывали почти всю улицу. Было жарко. Мы смешались с пестрой толпой. Первое, что бросилось в глаза, — это отсутствие женщин. Лишь время от времени мелькала фигура в сером или коричневом одеянии. Теперь я знал, что непроницаемое покрывало, которое мы на польский манер называем чадрой, на самом деле именуется чадор.

Нас поразила неторопливость прохожих, которые шли прогулочным шагом, улыбаясь, приветствуя друг друга. По европейским и особенно нашим, варшавским, представлениям, они прохаживались без всякой цели. Трудно себе вообразить, чтобы человек, идущий куда-либо по делу, мог передвигаться не спеша. Несколько месяцев спустя я понял из случайно долетевшего до меня обрывка разговора, что неторопливость, размеренность движений — показатель независимости. Спешат только солдаты и прислуга, и то по приказу.

По типу одежды жителей Кабула можно разделить на три основные группы. Первая — европейский костюм и обувь, белая рубашка, галстук, каракулевая шапка на голове; вторая — белая, выпущенная поверх широких шаровар рубашка, кожаные сандалии, жилет, белая или черная чалма; наконец, третья группа — нечто среднее: пиджак поверх рубашки и жилета, шапка вместо чалмы. Этот последний стиль, показался мне весьма забавным.

Спустя некоторое время я заметил, что по мере приближения к европеизированному району Шаринау европейский костюм становился все более характерным, прохожие в чалмах уже не попадались нам навстречу.

Улицы в Кабуле асфальтированы. Тротуар отделен от мостовой глубоким рвом шириной в несколько десятков сантиметров, наполненным водой. Здесь моют овощи, руки, полощут белье. Такой канал называется джуй. Джуи есть повсюду, где существует жизнь. Они несут воду. Сотни, тысячи километров джуи в городах, деревнях, на полях уже десятки столетий являются объектом основной заботы и важнейшим источником существования опаленной солнцем страны. Можно обойтись без дорог, без мостов, шахт и фабрик, но только не без воды.

В Кабул дополнительно подается питьевая вода с гор, находящихся в двадцати километрах от города. Но лишь немногие дома европейского района подключены к этому трубопроводу. И всего несколько общедоступных кранов являются источником заработка водоносов.

Вот и сейчас перед нами движется полусогнутая фигура. Покачивающаяся походка, на голове — цветная круглая шапочка. За спиной — водонепроницаемый мешок из козьей шкуры, снятой целиком. Все отверстия в шкуре, за исключением одного, заткнутого колышком, — это водоспуск, — плотно зашиты. На склоненных — почти до самой земли плечах водоноса — несколько десятков литров воды. Искаженное от усилий лицо ничего не выражает. Вероятно, глаза сказали бы больше… но их почти невозможно увидеть.