На дне - [19]

— Где дети?

— В безопасном месте под охраной.

— Я не верю тебе. Где они? Их забрали из автобуса?

— Не важно где. Придется поверить. У тебя… нет выбора.

Откинулся на спину и закрыл глаза. Через секунду я поняла, что он вырубился. Так и не разулся, и не застегнул штаны. Чужой, Боже, какой же он чужой.

Зачем я любила его все эти годы? Ради страданий? Я получила их сполна. Столько боли, сколько с ним, я не испытывала никогда. И я распята на этой боли, как на кресте, а он вколачивает в меня новые гвозди один за другим.

Как же я надеялась, что мы будем счастливы… но это счастье было скоротечным и ненастоящим. Он таки сломал меня. Казнил. И теперь глумится над моими останками. Медленная и мучительная казнь, смотреть на него и понимать, что никогда не любил меня, понимать, что между нами никогда ничего не было кроме моей иллюзии. Каждое его оскорбительное слово больнее удара плетью. Я не верила сама себе, что слышу все это от него. Неужели он выпустил на волю свои истинные эмоции. Унижая и оскорбляя меня, наслаждался и упивался моей агонией.

И этот секс был хуже насилия, хуже всего, что могло быть между нами. Даже в том диком кошмаре была истекающая кровью любовь, а здесь… здесь ничего, кроме циничной и пьяной похоти.

Приподнялась, одернув подол платья, и встала с постели. Дойти до душа и смыть с себя его прикосновения, смыть всю эту грязь и ложь.

Наступила босыми ногами на ключ и замерла. Перед глазами привязанный Изгой и цепь с замком на его ноге, обмотанная вокруг одного из столбов турника.

Наклонилась и сдавила ключ в ладони, потом перевела взгляд на Максима. Он крепко спал, как может спать пьяный человек. Я обула сандалии и тихо пошла к двери… Я должна хотя бы попытаться освободить Славика. И если у меня получится, то появится и надежда на спасение детей.

ГЛАВА 7

Девушка, похожая на смерть,

губы мои страстно целовала,

я лежал, готовясь умереть,

жар был дик и взмокло покрывало…

но внеслась земная круговерть,

я привстал, мне смерти было мало,

девушка, похожая на смерть,

от любви несчастной умирала…

АлексТулбу

Они спали у костра на тюфяках. Разомлевшие. Разморенные после очередной вакханалии. Может, где-то и прописано, что они не пьют, но это "где-то" было явно не про этих мразей. Они не просто пили, а пили, как свиньи, которых и напоминали мне своим омерзительным видом… Хотя жаль бедных животных, сравнивать этих тварей с ними — бесчестить последних.

С ними не было собак, как у тех, что стерегли автобус, и я, оглянувшись по сторонам, пригнулась и обошла здание сзади. Из-за угла было видно висящего на цепях Славика и боевиков, уснувших на достаточно далеком расстоянии от него. Если я подойду сзади, то из-за мощного телосложения Изгоя меня могут и не заметить. Прокралась на носочках, останавливаясь и пригибаясь к земле, пока не добежала к Славику. Обняла его сзади и прижалась лицом к широкой спине. Ужасно хотелось разрыдаться, но нельзя… ничего нельзя, только сопеть и сдерживаться, сопеть и наслаждаться минутной радостью от понимания, что не одна здесь. И только шепот его тихий услышала.

— Нет.

— Почему?

— Нет.

Ну как нет? Он совсем с ума сошел? Это же шанс бежать, это же единственная возможность. Завтра они его казнят и…

— Нет, я сказал. Уходи.

— Но ты…

— Узнают — убьют, — выдохнул и чуть вздрогнул, видимо, от боли, — тебя… даже он не спасет. А ты детям нужна. Не смей.

Наивный. Неужели он думает, что Максим будет кого-то из нас спасать?

— Дети… — прошептала у самого уха.

— Не в автобусе.

— Где?

— Не знаю.

И от его "не знаю" сердце так сильно сжалось и сил никаких не осталось от проклятой неизвестности, от бесконечного страха.

— Иди… — едва слышно, а мне руки разжимать не хочется. Так страшно опять возвращаться к пьяному чужому Максиму. Хочется глаза сильно зажмурить, а открыв, убедиться, что все это сном дурным было. Только не сон это, а страшная реальность, в которой мне теперь выживать приходится, и нет никакой уверенности, что завтрашний день последним не станет.

— Иди… все хорошо будет.

Не будет. Теперь уже никогда все не будет хорошо. Я не развижу все это, я не забуду, я не вылечусь, и эта боль оставит свои шрамы навечно.

— Эй… эй ты. Ты что там делаешь, мать твою?

Обернулась, а из-за кустов один из боевиков вышел, застегивая ширинку, и тут же за ствол схватился.

— Воды… воды просил… сжалилась, подошла.

Прохрипел Славик, но тут же получил прикладом по ребрам и глухо застонал.

— Ты, курвааа, ты что делала здесь?

— Он… он стонал, и я подошла.

— На улице что делала?

Навис надо мной жуткий, вонючий и борода до груди достает.

— Астма у меня… воздухом подышать вышла.

— Астма?

Сгреб за грудки, тряхнул, и у меня нож, который я у Максима взяла, из рук выпал.

— Что за… — подобрал нож и на меня смотрит, а я судорожно сглотнула и пальцы в кулаки сжала.

— Отпусти. Это жена Аслана. К нему отведи, пусть сам разбирается с бабой своей.

— Да ее, бл*дь, за то, что к свинье этой неверной подошла, зашибить надо. Трогала его вроде или показалось мне.

— Пусть муж разбирается, правильно Мустафа сказал, — голос узнала и замерла, не оборачиваясь, — запри в кладовке. Аслан встанет, сам решит, что делать с ней.