На Диком Западе. Том 2 - [169]

Едва он отъехал полмили от города, как два ковбоя его обогнали, промчавшись мимо в клубах пыли, не обращая на Гормана никакого внимания, как если бы тот был кактусом, растущим при дороге. Джордж прихлестнул лошадей, и те побежали веселее по ровной дороге. Негр послушно бежал рядом, освобожденный от поводьев и седла.

Было три часа, тени от придорожных деревьев уже начинали удлиняться, но жара по-прежнему стояла невыносимая. Горячим воздухом трудно было дышать. Пена проступала на лошадях под кожаной сбруей.

Проехав миль пять, Горман заметил, что местность начинала меняться. Сухую пыль сменили кустики кактуса, дикие груши и пушистые стебельки «кошачьих лапок». Холмы по сторонам дороги стали более крутыми. Впереди, в долине, показались постройки фермы Марсдена. Справа, далеко, у самого горизонта, смутно намечалась на фоне светлого неба зубчатая цепь гор. Слева, насколько хватало глаз, тянулась прерия. Сзади оставался Доги, а за ним вечно одетая облаками верхушка горы, названная, благодаря своей форме, Гробовой крышкой.

Верхом Горман мог читать бегущую под ногами лошади дорогу, как строку раскрытой книги. С повозки это было труднее. Однако он вскоре заметил, что от дороги в прерию сворачивали следы колес и лошадиных копыт. Обогнавшие его ковбои тоже свернули здесь. Очевидно, ферма Круг «Д» находилась неподалеку, и Декстеры являлись ближайшими соседями Марсдена.

— Дело осложняется, — пробормотал Горман, придерживая лошадей и закуривая трубку.

Дорога стала подниматься вверх, втягиваясь в узкую лощину между двумя холмами. Скоро по обеим сторонам лощины поднялись крутые отвесы каменистых утесов, образовавших ущелье, футов триста — четыреста длиною. Справа от дороги в неглубокой выемке лежало озеро, куда падал с горы журчащий ручеек. Лошади остановились и жадно зафыркали, почуяв воду. Но зеленоватый цвет воды показался Горману подозрительным, и, натянув поводья, он решил сойти на землю и исследовать озеро.

Тр-рах! Пуля пробила крышку повозки, пролетела сквозь шляпу Гормана, ударилась в железную обивку и упала на подножку, где Горман наступил на нее сапогом. Другая пуля врезалась в кусок льда. Лошади испуганно дернулись, рванулись, и повозка запрыгала по камням. Горман сердито выругался, отпустил вожжи, и повозка помчалась, подскакивая и грозя ежеминутно перевернуться.

Глава III

Остановиться и ответить на выстрелы было сущим безумием: Горман знал, что его успели бы застрелить, прежде чем он вылез из повозки. И так было почти чудом, что и он и его лошади уцелели. По всей вероятности, его внезапная остановка у озера смутила стрелявших. Почему они ограничились только двумя выстрелами — Горман не мог себе объяснить.

«Очевидно, испугались, что я их узнаю, если промахнутся снова», — подумал Джордж, подбирая вожжи и переводя испуганных лошадей в ровную рысь. Нападение из засады возмутило его. Будь Негр оседлан, Джордж вряд ли отказал бы себе в удовольствии вернуться к ущелью и завязать перестрелку с нападавшими. Оглянувшись на утесы, ярко освещенные солнцем, он уже не мог различить ущелья, но ему показалось, что клубочки пыли внезапно появились на горизонте и растаяли в воздухе. Кто бы ни были его враги — они скрылись.

Было уже половина пятого, когда Горман подъехал к сараям и загонам фермы Марсдена.

На всем лежала печать благоустройства и зажиточности. Деревья окружали дом, кусты акаций тянулись вдоль изгороди; маленький ручеек весело бежал через двор. Ферма казалась прохладным и тенистым оазисом в этой раскаленной пустыне. Чутьем опытного скотовода Горман угадывал, что позади фермы лежат широкие пастбища. Да, Джим Марсден знал свое дело. Рука рачительного хозяина виделась повсюду. Загоны и заборы в полной исправности, постройки заново выкрашены, дворы чисты и трава подстрижена. И половина всего этого могла бы принадлежать ему, Джорджу Горману, если б он только захотел. Его отказ тогда вызвал первую ссору между друзьями.

Горман был прирожденный бродяга, а Марсден всегда мечтал о домашнем очаге и семейном уюте. Расчетливый и хладнокровный, но в тоже время сентиментальный и увлекающийся — несовместимые качества каким-то образом уживались в Джиме Марсдене.

Было еще слишком рано, и ковбои не вернулись с пастбища. Кто-то кричал у загона, выгоняя непослушную лошадь. Китаец-повар вышел из кухни, бросил сбежавшимся цыплятам остатки пищи, прищурился на Гормана и нараспев крикнул: «Хо-ла!»

На этот крик откуда-то появился ковбой и направился к Горману, ступая кривыми ногами и придерживая болтавшийся у пояса револьвер. Красное, обветренное лицо его под широким сомбреро выражало явное подозрение. Другой ковбой вышел из загона и уселся на заборе, демонстративно положив руки на бедра.

— Горман, — коротко представился приезжий, и слово это оказало нужное впечатление. Подозрение исчезло с лица ковбоя, как сброшенная маска. Сидящий на заборе слез и взял лошадей под уздцы. Китаец-повар, очевидно, тоже удовлетворенный, вернулся в кухню.

— Хозяин говорил, что ожидает вас со дня на день, — сказал кривоногий. — Он обрадуется вашему приезду. Не весело лежать, подобно лягушке, привязанной за ногу. Конечно, каждый из нас с удовольствием расквитался бы за него, но он думает, что дело это касается его лично. Понятно, ему виднее, сам не ребенок. Однако думается, что вы прибыли как раз вовремя… Меня зовут Лоу, я здесь управляющий. А это — Джексон. Он посмотрит за лошадьми.