На диете - [17]

АПРЕЛЬ. 59 – 66 кг

Вывалив в раковину упаковку куриных грудок, я с глухим недовольством полоскала под струей ледяной воды волокнистое белое мясо. По радио знаменитый психотерапевт Тони Грант с изуверским изяществом препарировал позвонившего в студию идиота.

Нет, бормотал идиот, в жизни он не бывал на всяких там дурацких просмотрах. Вообще-то актерскому мастерству он тоже нигде не учился. Это для ремесленников. А он гений, от природы. Когда осознал свое призвание? Да пока вкалывал на птицефабрике – работенка как раз для гения, разбирал цыплят на кур и петухов.

От анализа доктора Гранта меня отвлек телефон. Стэнфорд. Я нехотя убавила звук и вернулась к полосканию курятины, прижав трубку к плечу и мечтая перегрызть Стэнфорду сонную артерию.

– Мне так жаль отрывать тебя от дел, Барби. Врет, лживый ублюдок.

– Я вот о чем подумал. От Сары-Джейн осталась прорва всякого тряпья. Может, заберешь на этой неделе?

Ну разумеется, пора повышвыривать балахоны пятьдесят четвертого размера и проветрить платяной шкаф. Глядишь, их сменит сорок второй размерчик. Я стянула склизкую пупырчатую кожу с тощих кусков мяса – отвратительно, будто жабу свежуешь! – и воткнула нож в розовую плоть. Хоть режется легко...

– Стэнфорд, пойми меня правильно, но я, кажется, уже выполнила все печальные обязанности по отношению к тебе.

– Барбара, я бы и сам, но... – Он изобразил, будто сдерживает слезы. – Но мне все еще больно... И потом, я понятия не имею, что делать с этой одеждой. А ты наверняка найдешь ей применение, отдашь бедным...

– Ну ладно. Они, должно быть, обрадуются...

– Только не забудь переслать мне квитанцию.

Удивительно, ему хватило совести умолчать хотя бы о том, что это поможет скостить налоги!

– Хорошо, заеду, – пообещала я. Ложь.

– Э-э... только позвони, ладно? А то вдруг не застанешь.

– Нет, заеду, когда ты будешь на работе. Не хочу мельтешить у тебя перед глазами. (А точнее, от твоей рожи меня вывернет наизнанку.) -У меня ведь есть ключ.

– Кстати, будь добра... оставь его на кухонном столе. – Стэнфорд был сама естественность, но я – то не дура. – Уборщица потеряла свой...

Понятно. Боится, что нагряну к нему без предупреждения и застукаю на очередной “девушке месяца”. Как же, такая недопустимая вольность со стороны убитого горем вдовца! Вот только всем на это плевать. Всем, но не мне.

– Нет проблем, – коротко ответила я. В этом доме больше нет Сары-Джейн, и ключ мне не нужен.

Покончив и со Стэнфордом, и с курятиной в раковине, я схватилась за топорик для разделки мяса. Новый набор ножей и прочего инструмента появился в моей кухне одновременно с шикарным фолиантом “Китайская кухня”. Китайской предшествовала “Креольская кухня”, которая сменила на почетном посту “Французскую кулинарную классику на новый лад”, а та, в свою очередь, – “Печем торты” и прочее, и прочее.

Я шлепнула на доску куриную грудку и с силой рубанула по ней, вкладывая в удар всю свою застарелую ненависть к Стэнфорду.

Его эротические похождения всегда досаждали мне куда больше, чем самой Саре-Джейн. Помню, как-то раз мы вдвоем выбрались на выходные во Флориду – у нее была там своя квартира. Так вот, из недр сушилки она выудила совершенно непристойные трусики в виде лоскутка алого кружева. Очевидно, памятный трофей после одной из регулярных отлучек Стэнфорда “в гольф-клуб, помахать с приятелями клюшкой”!

Я едва не задохнулась от бешенства, а моя подруга хладнокровно сказала:

– Задницы сорокового размера не имеют права на существование. – Похоже, загнанный глубоко внутрь гнев каким-то образом пробудил дремлющую в ней южную кровь. – Так предадим божество всех узкозадых огню!

И Сара-Джейн величаво простерла унизанную перстнями руку к стеклянной дверце высокого резного шкафа. Там, в святая святых, сверкала очередная гордость Стэнфорда – обширная коллекция “древнеримских” стеклянных кубков.

На подбор экспонатов этот идиот потратил совершенно сумасшедшую кучу денег и всего один вечер – коллекция была скопом закуплена на каком-то сомнительном аукционе в Нью-Йорке.

Насколько крупно он просчитался, выяснилось довольно скоро. Новоиспеченный меценат раз за разом пытался завещать своих стеклянных монстров крупнейшим музеям, но те с неизменной брезгливостью открещивались от его щедрого дара. Стэнфорд, однако, сохранил детскую привязанность к никчемным стекляшкам, и теперь все это добро благоговейно сберегалось, подальше от чужих глаз, во флоридской квартире – в изящном шкафу, выполненном на заказ и стоившем куда больше, чем его содержимое.

– Послушай-ка, Сара-Джейн...

– Пожалуй, вот эта в самый раз.

Мстительно улыбаясь, она бережно извлекла из недр шкафа тонкостенную чашу, легкую, как пузырек воздуха.

– Стэнфорд не надышится на эту вещицу. Он вообще преклоняется перед всем... хрупким.

Я давно изучила эту ее ухмылку. Недвусмысленное предупреждение, что если я сию же секунду не затаюсь в дальнем уголке, меня сметут ко всем чертям! Подцепив пухлым пальцем алые трусики, Сара-Джейн стряхнула их в чашу. После чего жертвенный сосуд был водружен посреди шелкового молельного коврика (Турция, 18 век, еще одна разорительная антикварная причуда Стэнфорда).