На день погребения моего - [2]

  — Словно мы в воскресной школе, — кисло проворчала молодежь.

 В другом углу гондолы, не обращая внимания на приходящую и уходящую молодежь, экспрессивно стуча хвостом по обивке, уткнувшись носом в том мистера Генри Джеймса, лежал пес без определенной породы, по всем признакам поглощенный текстом перед глазами. С тех пор, как «Друзья» во время конфиденциальной передачи прав в «Капитуле наций» (см. «Друзья удачи» и Зло-Простофиля») спасли Пугнакса, тогда не более чем щенка, от жестокой схватки в тени памятника Вашингтона между враждующими стаями диких районных собак, у него появилась привычка тщательно изучать страницы любого печатного материала, каким-либо образом оказавшегося на борту «Беспокойства», от теоретических трактатов по искусству воздухоплавания до менее уместных материй, например, бульварных романов — хотя его предпочтения, кажется, более склонялись к сентиментальным рассказам о представителях его собственного вида, показавшимся ему слегка тусклыми. Он научился с присущим собакам энтузиазмом осторожно переворачивать страницы с помощью носа или лап, и любой, кто застал бы его за этим занятием, непременно изменился бы в лице, в частности, изогнул бы удивленно брови, что способствовало бы появлению общего выражения заинтересованности, симпатии, и — сложно избежать этого вывода — понимания.

Старый аэростат, как уяснил Пугнакс наравне с остальными членами команды, следовал «зову природы», склоняясь к подветренной стороне гондолы, что вызвало удивление жителей поверхности Земли, которого, всё же, было недостаточно или не совсем достаточно для того, чтобы они начали записывать более-менее слаженные отчеты относительно этих туалетных извержений с неба. Это были, скорее, владения фольклора, предрассудков, или, если вы не возражаете против расширения понятия, религии.

Придя в себя после воздушной экскурсии, Дерби Сосунок обратился к ученому псу:

  — Слушай, Пугнакс, что ты сейчас читаешь, старина?

 — Рр Рфф Рр-рр-рфф-ррф-ррф, — ответил Пугнакс, не отрывая взор от книги, что Дерби, подобно всем остальным членам экипажа, привыкшим к голосу Пугнакса, теперь перевел проще, чем любой региональный говор, услышанный мальчиками во время путешествий:

— «Княгиня Касамассима».

 —  Эмм. Какой-то . . . итальянский роман, я угадал?

— Его тема, — тут же сообщил всегда внимательный Линдси Ноузворт, краем уха услышавший обрывок разговора, — неумолимо накатывающий прибой Мирового Анархизма, оказавшийся особенно грозным в пункте нашего назначения, — зловещая печаль, которой, да исполнятся мои молитвы, мы не будем подвержены прежде, чем получим опыт, подобно Пугнаксу ныне, в пределах художественных страниц книги.

Поставим на слове «книга» ударение, к выраженному которым уровню презрения может приблизиться, наверное, только старший помощник. Пугнакс резко шмыгнул носом в направлении Линдси, пытаясь определить это сочетание ольфакторных «ноток», ради поиска которых в других людях его дрессировали. Но, как всегда, этот аромат ускользнул от него. Этому могло быть объяснение, но он не был уверен, что ему нужно на этом объяснении настаивать. Насколько он мог судить, объяснение — это не то, что собаки могут искать или хотя бы на что они имеют право. В особенности собаки, которые проводят так много времени, как Пугнакс, здесь, в небе, вдали от неисчерпаемой сложности ароматов, которые можно найти на поверхности этой планеты.

Ветер, до сих пор был неизменно дувший с правого борта, начал менять направление. Поскольку их заданием было прибыть в Чикаго незамедлительно, Рэндольф, изучив аэронавигационную карту местности под ними, крикнул:

— А теперь, Сосунок, наверх с анемометром. Бланделл и Заднелет, подержите Винт, — подразумевая авиадвигатель, который более научно подкованные из моих юных читателей могут помнить по предыдущим приключениям мальчиков.

(«Друзья Удачи» на Кракатау», «Друзья Удачи» в поисках Атлантиды»), предназначенный для увеличения крейсерской скорости «Беспокойства», изобретенный их давним другом, профессором Гейно Вандерджусом из Нью-Хейвена, и работающий на оригинальном турбинном двигателе, котел которого нагревался с помощью продуктов горения газообразного водорода, поступающего из баллона через специальный клапанный механизм — хотя многие конкуренты доктора Вандерджуса вполне предсказуемо принижали значимость этого изобретения, утверждая, что это не более чем вечный двигатель, очевидно нарушающий законы термодинамики.

Майлз с его слабым даром координации и Чик, жаждущий проявить заметную расторопность, заняли свои посты у панели управления прибора, в то время как Дерби Сосунок вскарабкался на линь и покровы огромного эллипсоидного баллона, от которого зависела гондола, на самую вершину, где ничто не прерывало поток воздуха, чтобы прочитать на анемометре типа Робинсона точные результаты измерений параметров ветра как показатель скорости передвижения корабля и передать их на капитанский мостик запиской одной строкой в теннисном мяче. Необходимо напомнить, что этот способ передачи информации был опробован экипажем во время короткого, хотя и не завершенного пребывания «на юге от границы», где члены экипажа наблюдали такой способ передачи информации среди неблагонадежных элементов, которые проматывали свою жизнь, делая ставки на результаты игры в пелоту. (Для читателей, которые совершают первое знакомство с нашей группой юных искателей приключений, необходимо сразу отметить — никто из них, кроме, наверное, еще недостаточно известного Чика Заднелета, никогда не находился в морально разлагающей атмосфере «фронтона», как называли там эти притоны, поскольку это не было необходимо для разведывательной деятельности, которую «Друзья» в то время выполняли для Министерства внутренних дел президента Порфирио Диаса. Подробности их расследований см. в книге «Друзья Удачи» в Старом Мехико»).