На чужом месте - [8]

Такую любой капитан, если надо, буфетчицей хоть на атомный ледокол оформит, чтобы каждую ночь иметь... Только на морду, она по-моему, не очень. Милкараздатчица лучше... Эй, Оленька, ты как, еще с погранцом или снова моя? - крикнул он в окно. - А то он у меня, как пионер, - всегда готов! И под салютом всех вождей."

УТы ко мне и правда стучал?" "Конечно, добавить с тобой хотел. Только ты спал же, прямо в сапогах и в стгганке, как всегда. Ну я и понял - готов уже, не добавит."

Неужели я как прилгг вечером, так и проспал до утра? И костюма из шкафа не брал, и в бойлерную-душ не спускался? Ведь вот и не брился... Услышал случайно, как летуны ег в ресторан звали, вот и привиделось чгрт-те что...

Работы было много. По приказу нового начальника свалку перенесли, пришлось ехать за маяк по берегу бухты. Борис по своему обыкновению нахохлился в кузове, пока Пацан развалился в кабине. Кто же это был с почтарочкой, без конца думал он, трясясь на брезентовом коврике. Не зря же этому дурному Сергге померещилось спьяну, что я?

Что-то блеснуло на берегу. Борис так ударил тяжглым кулаком по кабине, что слетел дворник со стекла. Машина тормознула юзом по слякоти и вышвырнула Бориса в обочину. Он тяжело помчался назад и нагнулся над береговой галькой. Это был пояс от майкиного плаща... Не отвечая на ругань водителя, он сунул поясок за пазуху и одним прыжком влетел в кузов. "Что там, неужто кошель?" - загорелся Пацан. "Да нет. Показалось..." Это было их место! Дневное солнце так же яростно и низко стелило лучи по тундре, но Борис видел розовое ночное его сияние и розовые тгплые плечи в своих руках. Белый пустой купол неба сиял над машиной, мчащейся по берегу с пожилым мусорщиком в кузове. За машиной всбухала белой пеной чгрная жижа, в которую с кузова летели какие-то совершенно лишние в этом мокром свирепом краю капельки...

На свалке они подожгли мусор, стали во главе дымного хвоста и стали выбрасывать на горящую солярку содержимое кузова. Пацан филонил, едва шевелил лопатой. Борис сегодня этого не замечал, работал с каким-то остервенением, молчал на перекурах. Пацан вдруг уловил, какими незнакомыми глубокими и осмысленными глазами напарник смотрел на убегающую к посглку дорогу и впервые усомнился:

а не он ли был вчера тут где-то с почтаркой? Говорят же, что дядь Борь - бывший инженер из автономиков. А раз автономник - житель Еврейской автономной области, то еврей. Все знали, что суровая, но справедливая Советская власть выселила туда сорок лет назад евреев со всего Союза за массовое предательство и предвкушение американского нашествия. Теперь они и их потомки навеки не имеют права выезда оттуда. Разве что на Север, и то временно... А ведь как умеет придуриваться!

Не только никогда не скажешь, что жид, так ведь и на инженера не похож вовсе, бич вроде самого Сергги Бацанова. Говорили также, что будто бы плавал матросом на снабженцах, был за что-то бит товарищами и списан на берег. Что может запросто своими ручищами придушить кого угодно. Поймал же он как-то Пацана за попыткой закидать кучу снегом, после чего ег и ломом не возьмгшь, и молча так ткнул его носом в свог колено, что отпетый бич месяц работал как ударник. Говорит всегда гладко, если вообще пасть раскрывает. Но чаще молчит и смотрит... На горло ведь смотрит, волчило, чтоб у него на лбу хер вырос... Прав шоферюга - волк с нами ездит! Вот и сейчас работает с таким изменяющимся лицом, что словно репетирует оборотень...

***

Майя тоже забылась перед привычным звоном будильника тревожным сном.

Без конца казалось, что на нег кто-то в комнате смотрит. Но здесь было привычно пусто и тихо, стоял всг тот же мгртвенно ровный сухой жар от электропечки. Както, проснувшись на мгновение, она увидела свог отражение в полированном чайнике и не сразу поняла, почему она нагая. Как тогда...

Отогнав юбилейные воспоминания, она с удовольствием припомнила лучше вчерашний вечер и ночь со странным знакомым незнакомцем, которого все звали в посглке дядь Боря и который поразительным образом превратился в ег долгожданного любовника. Этот призрачный воздух на галечном берегу, это долгожданное насыщение добровольной на этот раз болью впридачу к страсти, это утоление жажды не во сне... Она придирчиво оглядела себя в зеркале ни синяка, ни пятнышка! Или он гипнотизгр, или я стала йогом, с моей-то кожей; бывало, в Москве в метро узлом заденут - синяк на неделю... Одеваться не хотелось. В жаркой сухости на фоне летящих вдоль окна августовских снежинок она любовалась собой и кривлялась у зеркала, принимая немыслимые позы с разными рожами. Очнулась, мельком взглянув на будильник, заметалась, вылетела, жуя на ходу что-то, и едва успела к первому посетителю.

Подняв на него глаза, она похолодела. Это был грузный человек в непривычном здесь модном плаще, при галстуке. На лице его сверкнули большие очки в тонкой оправе, в которых Майя увидела свог спаренное изображение. "До востребования, - произнгс он знакомым голосом и положил на стойку ленинградский паспорт. - Валерий Драбин. Что с вами?" "Нет... Спасибо. Вам нет ничего сегодня, товарищ Драбин." В дверях он удивлгнно оглянулся на ег напряжгнный взгляд. Майя бросилась к окну. Драбин шгл к гостинице, разлаписто ступая точно как Борис, но не раскачиваясь - не плавал... Тот же голос, те же пальцы. "Драбин Валерий Алексеевич, впомнила она каллиграфию из его паспорта. - Тысяча девятьсот пятидесятого рода рождения, русский, уроженец деревни Пески Щигровского района Курской области. Вот как называется сегодня сбежавший второй близнец, еврей, зайцем проехавший в запретное ему царство построенного коммунизма. За двумя зайцами погнаться... Теперь она ждала окончания рабочего дня еще с большим нетерпением.