На чужбине, 1923-1934 - [94]

ВОЛИН РАЗЪЯСНЕНИЕ

(По поводу ответа Н.Махно на книжку М.Кубанина «Махновщина»).

Париж, 1929.

В России вышла недавно книжка некоего М.Кубанина: «Махновщина». (Изд-во «Прибой», Ленинград). Книжка неинтересная и неправдивая, в которой факты и события, трепетавшие своеобразной и яркой жизнью, искусственно подогнаны под мертвую схему казенного марксизма и искажены до полной неузнаваемости. Большевикам для чего-то понадобилось лишний раз оклеветать и охаять махновское движение, и они сделали это с обычной бесцеремонностью.

Н.Махно счел необходимым печатно же ответить на книжку Кубанина («Махновщина и ее вчерашние союзники-большевики» Париж, 1928 г.). Я не собираюсь говорить здесь о его ответе в целом, и мне не пришлось бы вмешиваться, если бы не одно обстоятельство.

Отвечая Кубанину, Махно, к сожалению, пользуется этим случаем для того, чтобы, между прочим, свести некоторые личные счеты со мной. И делает он это в такой форме, которая вынуждает меня к печатному же разъяснению и протесту.

Отмечу, что нападает он на меня уже не впервые. Но до сих пор его нападки были мелки, не выносились на столбцы печати и могли интересовать лишь узкий круг лиц. На этот раз дело обстоит иначе.

Товарищи, не знающие лично Махно, но знающие, что я полгода проработал в махновском движении, что отношения между Махно и мной были всегда товарищескими, что Махно затребовал меня из тюрьмы во время своего союза с советской властью против Врангеля и т. д., могут недоумевать, в силу каких причин Махно изменил свое отношение ко мне и обернулся против меня.

Отчуждение между Махно и мной возникло, в значительной степени, благодаря некоторым личным чертам характера и умонастроения Махно, недоброжелательному отношению его к интеллигентам, подозрительности и злобности его натуры. Способствовали этому отчуждению и некоторые другие обстоятельства, о которых я говорить не буду, чтобы не отвлечься слишком от непосредственной темы.

В своем ответе Кубанину Махно делает против меня два рода выпадов: 1) приводит неверные «факты»; 2) допускает нехорошие намеки, инсинуирует. Сперва - о неверных «фактах »

1. На стр. 42 Махно пишет: «В сопровождении лучших из контрразведчиков в махновской армии, Волин уехал в ноябре 1919 г. из армии в район, где и сдался в плен именно 14-ой красной армии». А несколькими строками выше он утверждает, будто я «всегда любил пользоваться услугами контрразведки, будучи в армии махновцев».

Последнее утверждение - просто злостная выдумка, с целью набросить тень. Махно прекрасно знает, что я всегда был очень далек от контрразведки и ее дел. (Даже члены контрразведки не были мне, в большинстве, известны). Он знает, что вся моя, чисто культурная, деятельность в движении не имела ничего общего с контрразведкой, с ней никогда, ни в каком отношении, ни по какому поводу не соприкасалась. Он знает, - и это самое главное, - что я ни разу, ни по какому поводу не обращался к услугам контрразведки, по той, хотя бы, простой причине, что мне в этих услугах ни разу не пришлось нуждаться. То есть, он знает прямо обратное тому, что пишет. Как это назвать?

2. Что касается обстоятельств и обстановки моего отъезда из армии 29-го декабря 1919г. (а не в ноябре, как пишет, по ошибке, Махно), то они тоже прекрасно известны Махно, и он искажает их, когда пишет, будто я уехал «в сопровождении лучших из контрразведчиков». Освежу его память, если она ему изменила.

В декабре 1919 г. махновская армия отступала от г. Екатеринослава па юг, в направлении г. Александровска. Отступление, начавшееся еще в ноябре, было исключительно тяжелым, благодаря распутице и повальным заболеваниям в армии. Бои с наседавшими с севера деникинцами продолжались. Никакая культурная работа была немыслима. В это время, в армию приехал из района Кривого Рога революционер-повстанец Г., с просьбой отпустить с ним в район Кр. Рога опытного агитатора для борьбы против растущего влияния петлюровщины. По словам Г., в районе имелось до 10 тысяч крестьянской молодежи, готовой к вооруженной борьбе против белых, но усиленно пропагандируемой агентами Петлюры. Махно предложил мне, в виду отсутствия всякой работы в нашем районе, съездить на несколько дней в Кривой Рог и организовать там широкую агитацию против петлюровщины, с целью привлечения ищущей выхода крестьянской массы на нашу сторону.

Поездка заслуживала интереса. Против нее могло говорить только одно соображение: на ближайших же днях нам, несомненно, предстояло сойтись в каком-либо пункте с советскими силами и властями, двигавшимися по пятам деникинцев с севера. (Все это, - напомню, -происходило вскоре после разгрома махновцами деникинских сил на Украине, занятия нами Екатеринослава и отступления деникинцев изпод Орла. На пути своего отступления они и обрушились на нас в Екатеринославе, выбили нас оттуда и преследовали, сами спешно отступая от наседавших на них красных). Несомненно, деникинская армия должна была через несколько дней исчезнуть, и тогда махновцам, предстояло сойтись на очищенном месте с красными. Встреча предполагалась мирной, но чреватой всякими осложнениями. Я сказал Махно, что хорошо бы съездить в Кривой Рог, но если встреча с большевиками действительно произойдет, я могу быть нужен здесь, на месте. Махно ответил, что раньше двух недель встреча не произойдет, а я буду дней через 10 обратно. Отъезд был решен.