На чужбине, 1923-1934 - [73]

Тогда же я предложил анархистам, большевикам и левым соц. революционерам, вместо назначенного большевистским парткомом для трудящихся губернии начальства, организовать вместе с екатеринославским профессиональным союзом рабочих и повстанцами Временный Революционный Комитет на партийных началах - по пять представителей от каждой из политических и профессиональных организаций, Комитет, в задачу которого должны войти: организация населения города и самоохрана последнего и созыв губернского съезда крестьян и рабочих, который и наметит себе для охраны своих завоеваний и связанного с ними нового социально-политического строительства, нужные конструктивные положения.

- Нам, революционерам, - говорил я тогда товарищам, слушавшим меня, - нужно стараться только связаться организационно и полностью. С трудящимися и внести на их сходы, собрания и съезды максимум своего идейного влияния исключительно в интересах расширения и углубления социального характера Революции.

Большевики, выслушав меня, немного поломались, но с ними мало кто из нас считался в этом вопросе, и они, чтобы не остаться за бортом инициативных групп в развертывающихся событиях, занялись, как и все остальные, организацией предложенного мною временного революционного комитета на паритетных началах.

Совершенно неверно и примечание гр. Кубанина к сообщениям меньшевистской газеты «Наш Голос» о действиях махновцев и большевиков в Екатеринославе, которое он подчеркивает: был организован губернский военно-революционный комитет, куда членом и военным комиссаром вошел Махно.

Читателю уже известно, что в подпольный губревком я лично не входил, а имел в нем своего политического информатора. В революционный же временный комитет, организованный по моему предложению на паритетных началах, я не только что не вошел членом, я даже не присутствовал на его первом заседании. За 4 дня и ночи беспрерывного боя на улицах города, во время которого я в большинстве случаев находился на передней линии огня, не сменяясь и не зная ни сна, ни отдыха, я выбился из сил настолько, что никакие просьбы большевиков, левых эсеров, анархистов и повстанцев не помогли им затянуть меня на заседание этого комитета. Я почувствовал серьезный упадок физических сил и свалился на несколько часов в постель.

На второе заседание Комитета большевики меня упросили зайти и хотя своим присутствием оказать влияние на повстанцев и анархистов, которые своим поведением против них, большевиков, предрешили их провал в проведении на председательский пост Комитета своего представителя, и они, дескать, боятся, что при создавшемся, благодаря отрицательному отношению к ним повстанцев и анархистов, положении, они могут провалиться и в выборах товарищей председателя или главного секретаря Комитета.

Чувствуя себя менее уставшим, теперь, я пошел в Комитет и выяснил, насколько беспокойство и плач большевиков за свое положение в Революционном Комитете соответствуют истине. Я выяснил, во-первых, то, что в выборах председателя Комитета анархисты не принимали участия, но советами рабочим и повстанцам-крестьянам поддерживались, вместо мальчишки без всякой самостоятельной инициативы т. большевика, пожилого и серьезного товарища из левых соц.-революционеров. Главный же секретарский пост собрание Комитета поручило анархистам, а большевикам без всяких прений предложило одно место тов. председателя.

Далее в своих беседах с большевиками я убедился, что они были недовольны не только анархистами и повстанцами, но и мною за то, что я не сделал нужного в большевистском смысле давления на повстанцев и прислушивавшихся ко мне анархистов, чтобы последние поддерживали во всем их, большевиков, предложения в Комитете. Но так как я был, прежде всего, и в своем роде революционным полководцем, а не политиком-марионеткой, по обыкновению стремящейся лично устраиваться поудобнее и из-за этого угождать всем и вся, то я не спустился перед недовольством большевиков на колени. И это освободило меня от излишних с ними разговоров на комитетские темы.

Неверными являются и другие заимствованные Кубаниным сведения из книги Лебедя, которые Кубанин поддерживает в своей книге целиком и которые гласят:

«Разговоры о конструировании власти выливались в острые и гаденькие формы торговли... Коммунисты-большевики готовы были отказаться (читай, от власти - Н.М.) и взывали к революционной совести соц.-революционеров и Махно».

Из выше освещенного мною в том, кто организовал Временный Рев. Комитет на паритетных началах, как большевики провалились со своим кандидатом на пост председателя и главного секретаря этого комитета, как просили меня помочь им советом не быть выведенными из президиума Рев. Комитета, - вполне достаточно понятно, что о конструировании понимаемой большевиками власти никакой речи не было и что, кто именно торговался из-за партийного положения в комитете, как не сами большевики.

В высшей степени является наглым извращением у Кубанина та заметка скрывающегося под буквами С-в большевика, которую Кубанин подчеркивает: «За ночь Махно несколько лиц расстрелял за грабежи, однако, это были случайные жертвы. Своих "сынков" Махно не трогал» (стр. 145). Тогда как, на самом деле, я за грабежи, как и за насилие, вообще расстреливал всех. Конечно, среди расстрелянных в Екатеринославе за грабежи оказались, к стыду большевиков, все почти лица из вновь и наспех большевиками сколоченного Кайдацкого большевистского отряда, которых сами же большевики и арестовывали и окрещивали их махновцами. Лишь в штабе в моем присутствии выяснилось, что все эти лица не знали даже, на каких улицах махновцы занимают позиции, кто их командиры, как называются роты и т. д. Но за то эти лица хорошо знали места формирования Кайдацкого большевистского отряда, где он стоит, командира его и когда они записались в этот отряд и получили свое оружие.