– Ой, какие ж милые эти Казанцевы. Какие простые. Такая семья… Это ж сейчас такая редкость. Все вокруг разводятся, бросают друг друга, ничего святого. Как перед концом света. А Казанцевы…
Жена композитора сморщилась, будто добродетели Казанцевых доставляли ей сладостное мучение.
– Им у нас так понравилось. Я, знаете, из дома всегда вазочки вожу, салфеточки. Расстелю, расставлю – и уже вид…
Антипова терпеливо слушала и понимала: дело не в вазочках и не в салфеточках. Дело в том, что в гости пришла ВЛАСТЬ. Пришла и сказала: «Мы с вами. Вы с нами». Протянула руки, и они сплелись в дружном хороводе. А Антипова – вне хоровода. Она им чужая. Но зачем об этом надо все время напоминать.
– Спокойной ночи, – попрощалась Антипова и пошла в номер. Заперлась на ключ. Она опасалась, что сейчас явится подвыпивший Казанцев и скажет, что она им ни на черта не нужна. Одно только странно: почему они не сидят за столом плечом к плечу, не пьют коньячок и не поют ранние песни композитора? Почему вместо этого они бегают по коридорам и отлавливают Антипову во всех углах?
«НЕ ПРИШЛИ…» – осенило Антипову. Она поняла это интуицией, которая бывает глубже, чем знание. Не пришли. Власть нахамила. Власть сказала: обойдемся и без вас. На черта нам чужие. И теперь композитор и его жена боятся, что это просочится. Станет известно. Все узнают, что у композитора финал, а не кризис. Финал. Его больше нет. Был такой и нет. Может идти на пенсию. На заслуженный отдых.
Антипова вспомнила навязчивую искренность жены композитора. Какую же пропасть надо иметь под ногами, чтобы так суетиться перед незнакомой бывшей балериной. Их мучает страх: «А что теперь будет?» Антипова знает этот страх. От него мерзнет кожа на голове. Ей даже захотелось спуститься в бар, купить бутылку водки, прийти к композитору и сказать: «Давайте выпьем, ребята. Посидим без посторонних».
И в самом деле: что общего у художника с властью, даже если этот Казанцев глубоко порядочный семейный человек? Антипова вспомнила его лицо, намелькавшееся в телевизионном экране. У Казанцева второй подбородок, но не наполненный салом, а висящий пустым кожаным мешочком, как у индюка. И когда Казанцев темпераментно кричал свои речи, он тряс лицом, волосами и мешочек болтался во все стороны.
Людей объединяет успех, а не обиды. Обиды разъединяют. Казанцеву не до гостей. Власть качается под ним, как земля во время землетрясения. Не знаешь, откуда упадет и придавит. Человек не выбирает ВРЕМЯ. ВРЕМЯ выбирает человека. Чем он виноват, что жил в свое время и жил, как все ему подобные?
1989 год обидел Казанцева, Казанцев обидел композитора. Композитор – Антипову. Хорошо, что на ней эта цепочка и кончается. Ей некого обижать.
За окном дышало море. Антипова вообразила: море – это гигантская тарелка горя. И каждый стоит со своей ложкой, черпает и пьет. Никто не толкается. Всем хватит места, и горя всем хватит. Тарелка большая. Со стороны Швеции стоят шведы. Со стороны Финляндии – финны. А с нашей стороны – наши. И тут же Антипова и Казанцев. И никто никому не чужой.
Антипова взяла куртку и пошла на берег. В общем, ничего не случилось. Она ведь не хотела идти в гости. Вот и не пошла. А с чего все началось? Ее пригласил композитор. Почему пригласил? Увидел на пляже. СПИНА – вычислила Антипова. У нее красивая спина. И легкий шаг. Антипова подошла к воде и подняла ногу в сторону под прямым углом. Получилось замечательно. Она оттолкнулась ногой от воздуха и медленно закружилась вокруг своей оси. Большая тяжелая чайка летела к берегу и с удивлением смотрела на Антипову.
Далеко в море, однако не очень далеко, в глубоких водах стоял корабль, и капитан корабля видел в подзорную трубу берег и беззвучно вращающуюся фигурку балерины.
Солнце садилось, прощалось с этой стороной земли, с морем и горем, птицами и людьми, с еще одним прожитым днем. Небо было расписано абстрактными всполохами – розовыми и малиновыми. Было так красиво, так наполненно, как всегда бывает перед разлукой.
