На боевом курсе - [6]

Нас воспитывали в строгости: сам погибай, а технику военную врагу не отдавай. Мне надо было поджечь мой Су-2, чтобы он сгорел окончательно. Поджигаю самолет, а он не горит. Тогда я выволок парашют, распустил его под баками с горючим, расстрелял баки из пистолета и чиркнул спичкой. Самолет загорелся.

Сашка тяжело дышал. Я решил достать ему воды и принялся искать ее, но ни речушки, ни ключа окрест не оказалось.

Когда сажал самолет, заметил поблизости деревню. "А рискну!" - решил и направился к ней. Вышел к крайней хате со стороны огородов. Хата бедная, двор скромный. Вроде бы ничего подозрительного. Но на всякий случай пистолет из кобуры достал. Когда ногой толкнул дверь, она с грохотом распахнулась, и я увидел старика со старухой. На столе, за которым они сидели, стояла кринка молока, лежал хлеб, картошка, огурцы и лук.

Увидев человека с пистолетом в руке, старики от неожиданности перестали есть и несколько секунд молча смотрели на меня.

- В деревне немцы есть? - строго спросил я.

- Нема, - ответила старуха.

- А что за деревня?

- Кукулы...

Затем, видимо решив, что настал ее черед спрашивать, бабка поинтересовалась., почему у меня такое красное лицо.

- Горел в самолете.. - ответил я . И она тут же запричитала.

- Ах, боже ж мой! - всплеснула руками, поднялась, принесла гусиного сала и смазала обожженные места.

- Сидай, - указала потом на скамейку у стола.

Я был голоден, но задерживаться не мог. Стоя выпил кружку молока, а ломоть хлеба взял с собой.

- Мне бы флягу воды, дед. Или ведро.

Нашлась большая бутыль. Хозяева наполнили ее колодезной водой. В другую, точно такую же, бутыль старуха слила молоко из кринки:

- На...

Старик на ломаном русском языке торопил меня. Говорил что-то насчет местных кулаков, которые могут убить.

Я поблагодарил гостеприимных молдаван и шагнул во двор. Возле хаты заметил

Каких-то людей. Мигом за кусты. Потом перемахнул ограду из камней - и в поле. Ориентироваться было легко - шел на догорающий самолет, в душе радуясь, что помогу сейчас Сашке.

А Сашка был мертв. И уже остыл.

Опустилась ночь. Кругом пожарища, всполохи огня. Временами погружаюсь в дремотное состояние, я никак не мог поверить, что такое произошло со мной. Погиб друг.. Сгорел боевой самолет...

На рассвете похоронил Сашку. Отыскал сухое место для могилы, чтобы и в проливные дожди ее не заливало. И вот возле одинокого дерева на краю овсяного поля руками выбрал землю. Обмыл лицо Сашки. Поцеловал в холодный лоб. Закутал его голову в гимнастерку и засыпал.

"Прощай, боевой друг. Мало мы с тобой повоевали..."

Пока я прятал документы, свои и Демешкина, пока заряжал пистолеты, свой и Демешкина, пока завтракал молоком и хлебом, издалека катился, приближаясь, какой-то непонятный шум. Похоже было на то, что двигается колонна. Наша или немецкая?.. Подался к дороге. Меня скрывал подсолнечник, поэтому я считал себя в безопасности, но готовился к худшему.

Уже слышно было фырканье лошадей, скрип телег. Подумал: наверное наши. Немцы - те все на автомобилях, а у нас в стрелковых полках в основном - то гужевой транспорт, машин мало.

Ясно, наши. Тащат пулеметы. Артиллерийские орудия на конной тяге. А вдруг это переодетые немцы? Вон как идут организованно! Не похожи на отступающую часть. В газетах и по радио в первые месяцы войны часто сообщали о коварности, которую применяли немцы. Они переодевали целые подразделения врага в советскую военную форму. Раненых везут. Значит, наши.

Выбегаю:

- Братцы!

Два красноармейца тут же:

- Руки вверх!

А на мне гимнастерки нет, я в свитере. Поднял руки:

- Да свой я...

- Знаем таких.. "Свой"... Кому это ты тут свой?

И повели меня к командиру - майору с орденом Красного Знамени. Тот со мной охотно согласился:

- Ну, конечно, наш человек. И документы имеются ?

Разуваюсь. Достаю из сапога кандидатскую карточку ( в сентябре 1939года меня приняли кандидатом в члены партии) и удостоверение личности. Командир внимательно изучает мои документы. Мне кажется, что чересчур пристально и медленно. Затем возвращает их мне и задает несколько вопросов. После чего говорит:

- Самолетов у меня, братец, нет. А воевать надо всем. Автоматом владеешь?

- Пистолетом...

- Пистолет это не оружие. А винтовкой?

- Владею.

- Получишь винтовку.

- Дайте автомат, научусь как-нибудь.

- Как-нибудь не стоит. У меня их немного.

Командир 189 полка 162 стрелковой дивизии майор Загорский, оказывается, связи ни с дивизией, ни с корпусом не имеет. И ведет свой полк... на запад. Немцы продвигаются на восток, а он со своим полком - на запад!

- Может быть, вы не знаете... Они же Днестр перешли!

- Знаю, у меня разведка.

- Так куда же вы?..

- Куда? Куда предназначено. Приказ, братец.

- За вчерашнее число.

- Устарел, считаешь? Наверное, устарел. А как убедиться?

И продолжал вести свой полк на запад. Наша колонна растянулась верст на десять.

В четырех - пяти километрах по шляху параллельно этому гитлеровцы шли вглубь советской территории...

К вечеру, убедившись, что приказ невыполним, майор дал колонне команду развернуться и двигаться в обратном направлении. Пять дней мы блуждали по тылам немцев. В бои старались не ввязываться, но столкновения с врагом были. Тогда я впервые увидел живых немцев - пленных. Надменные, наглые, чувствовали они себя, конечно, завоевателями.