На ближневосточных перекрестках - [176]

…Сидим в одном, из кабинетов Центра научных исследовании, разместившегося в здании старого англиканского собора. Раньше отсюда, получив благословение церкви, английские томми шли на завоевание новых земель в Аравии и Восточной. Африке, а сейчас здесь йеменские ученые решают вопросы сохранения и изучения культурного наследия своего народа.

Большой вентилятор медленно вращается под потолком, перемешивая влажный застоявшийся воздух с прохладней струей, бьющей из вделанного в стену кондиционера. Через окно просматривается громада острова Сир с крепостью на вершине, который был захвачен англичанами в 1839 г. и послужил для них трамплином для броска на континент. Серый столб у подножия скалы, на которой стоит здание Центра научных исследований, указывает место могилы английских солдат, погибших при первом штурме Адена. Защитники города, естественно, такой чести при англичанах удостоены не были.

Заботливые хозяева пытаются отговорить нас от продолжительных поездок по стране: и жарко, и влажно, и большая солнечная радиация. Но мы неумолимы. Желание познакомиться со страной и ее народом, о которых прочитан не один десяток книг, непреодолимо. Тем более что я имею еще и поручение Восточной комиссии Географического общества СССР собрать для Музея этнографии им. Петра Великого в Ленинграде некоторые экспонаты для расширения его арабской коллекции. И вот программа поездки согласована: едем в рабочий пригород Адена, Шейх-Осман, для осмотра гончарного производства, и в рыболовецкий кооператив города Шукры, а затем вместе со всеми участниками симпозиума — в город Шабву, расположенный на границе пустыни Руб-эль-Хали.

По серому асфальту дороги, теряющейся в дрожащем мареве нагретого полуденным солнцем воздуха, струйками как поземка, бежит серый с блестками слюды песок. Он перекатывается через полотно, сбивается в сугробы у чахлых, чудом выживших в серой пустыне кустарников, обломков камней и скелета разобранной после катастрофы легковой автомашины. Минуем Шейх-Осман, протискиваемся по узкой улице мимо одноосных телег, запряженных верблюдами и осликами, мимо раскрашенных желтыми полосами маршрутных такси и грузовиков и выезжаем на дорогу; ведущую в деревню, где несколько мастеров делают из глины, добываемой тут же, различные гончарные изделия.

Десятка два сложенных из необожженного кирпича домов, крытые циновками сарай, несколько закопченных печей — вот и вся деревушка гончаров. Она даже не имеет своего названия, и местные жители ее именуют просто. Махарик (Печи).

Знакомство с гончарным производством начинается со встречи с рабочим Али Баггашем. В 50 м от собственного дома он снимает тяжелым заступом (хигна) примерно полтора метра верхнего слоя земли и тем же заступом стесывает чистую глину, размельчает ее и заливает водой. Собственно говоря, это не чистая, жирная, идущая на изготовление высококачественных изделий глина, а тощий суглинок, в котором много серого песка. Местные гончары называют сырье словом «тын», имеющим в арабском языке много значений: глина, земля, ил, грязь. Воду, чуть солоноватую, он достает из колодца тут же, у карьера, с пятиметровой глубины.

Подпочвенные горизонты на всем протяжении от Адена до Зинджибара (в третьей провинции) залегают довольно близко от поверхности, и местные жители легко вырывают неглубокие колодцы.

Али рассказал мне, что в смоченный водой суглинок добавляют измельченный ослиный навоз в пропорции 4:1, затем состав перемешивают ногами, закрывают циновкой и оставляют «вызревать» до следующего утра. Поскольку добываемая глина содержит большое количество серого песка и примесей, добавка из ослиного навоза повышает вязкость материала, и делает возможным его обработку. На следующий день полагается перенести большие комки глины под навес, где трудится мастер. Для того чтобы передать действие «нести», «переносить», гончары употребляют здесь в новом для классического арабского языка смысле глагол «заффа», означающий «торжественно отводить невесту к жениху».

Идем дальше. В сарае под циновочным навесом работает мастер до имени Мухаммед. На нем застиранные короткие штаны и заляпанная грязью рубаха. В одном конце сарая врыт в землю толстый столб, рядом — закрытые мокрой тряпкой глина, ведро с водой, несколько круглых голышей и толстых дощечек с ручкой. В остальной части сарая сложены уже готовые, ожидающие обжига изделия: большие сосуды зир, пузатые бутыли, цветочные горшки.

— А где же гончарный круг? — спрашиваю я.

Гончар загадочно улыбается, — по-видимому, я не первый, кто задает этот вопрос, — и начинает демонстрацию своего искусства. Он берет круглое, уже обожженное донце — натуа, кладет его на врытый в землю столб, затем из куска глины делает толстый цилиндр и осторожно ставит его на донце. Смочив заготовку влажной тряпкой и держа левой рукой гладкий камень внутри цилиндра, а правой деревянную биту, гончар начинает быстро ходить вокруг изделия, ударами уплотняя его стенки, и цилиндр вытягивается. Теперь бесформенный кусок глины представляет собой заготовку для большого кувшина. Далее мастер скатывает толстую «колбасу» глины, равную периметру кувшина, накладывает ее на заготовку и вновь начинает работать битой и камнем, наращивая на несколько сантиметров стенки сосуда. Так повторяется пять раз, до тех пор пока сосуд не приобретает очертаний готового изделия. Тогда гончар берет обломок обыкновенной расчески и быстро наносит ею волнистые линии.