На берегу Севана - [27]

Чтобы не уснуть, Асмик принялась читать, но вскоре книга выскользнула из ее рук и упала на пол. Асмик в ужасе проснулась. Первой ее мыслью было: не задавила ли она птенца?

Как бы в ответ на вопрос девочки, под мышкой у нее что-то зашевелилось.

Асмик сунула руку за пазуху, нащупала и вынула обломки скорлупы, а вслед за тем извлекла и крошечное существо: неуклюжее, круглое, с едва пробившимся пушком и плоским клювиком. Беспомощное, оно до слез растрогало девочку.

– Какой славненький, какой хорошенький! – повторяла Асмик, разглядывая сидевшего на ее ладони новорожденного гусенка.

РАДОСТЬ

Так было в эту ночь и во многих других домах в селе Личк. У детей под мышками начинали шевелиться птенцы, слышался легкий хруст разбиваемой скорлупы, тоненький писк. Легонькие, пушистые, теплые созданьица выглядывали на свет из своих темниц.

Ну и радость же была в тот день в селе! Детям не хотелось расставаться со своими питомцами. Они ласкали гусят, кормили крутым желтком и очень неохотно относили на ферму.

На ферме царила сумятица. Начали вылупляться гусята и у наседок. Наседки сердито клохтали, не зная, что им делать – то ли опекать новорожденных, то ли сидеть на яйцах, ожидая запоздавших. Их, по-видимому, удивлял странный вид цыплят: таких неуклюжих в жизни у них не было!

Начали трескаться яйца и во втором, исправном инкубаторе. Дед Асатур поглядывал на кругленьких птенцов, копошившихся в «печке», и только покачивал головой.

И так велика была радость деда, что он поспешил сейчас же домой, чтобы поделиться мыслями со своей старухой.

– Говорю тебе, Наргиз, из этой железной печки цыплята сотнями выходят, – рассказывал старик, по своей привычке все преувеличивая. – Ты подумай только, какую умную штуку выдумали! Подумай только, сколько кур освобождается от своих обязанностей: не надо им целый месяц на яйцах сидеть, не надо цыплят опекать… Пусть себе железная наседка цыплят выводит. Видишь ты, до чего наука дошла!

– Чтоб мне ослепнуть! Да разве без матери цыплят выводят? Разве без сердца душа живая родиться может?.. – возмутилась старуха.

– Что тут сердцу делать? Цыплята выходят, Анаид их кормит, ходит за ними – какая тебе еще нужна мать, какое сердце? – рассердился дед.

– Как же можно без матери? Разве без матери обойдешься? – негодовала Наргиз, как и все матери, проведшая немало бессонных ночей у колыбели своих детей. И странно было ей слышать, что какое бы то ни было живое существо может родиться и жить без материнской ласки и заботы.

Дед заторопился назад в сарай.

* * *

Однажды ферму навестил председатель колхоза Баграт. Увидел гусят, и в глазах у него забегали веселые огоньки. Но он и виду не подал, что рад. Наоборот, он принялся сурово отчитывать собравшихся комсомольцев:

– А ну-ка, хозяева, отвечайте! Ферму вы устроили, а о корме для птиц на зиму подумали?

– Корм мы из дому принесем, – ответил Камо.

– Из дому?.. Эх, несерьезный вы народ! Так большие дела не делаются. Там, внизу, я приказал вспахать полгектара земли. Возьмите ее. Подите на склад, вам дадут ячменя семенного. Посейте. Вот вам и корм… Ну, чего опешили? Говорю, подите к завскладом, ордер уже выписан.

Баграт повернулся, сделал несколько шагов, но опять остановился:

– Землю эту обработаете сами. Агроном поможет вам это сделать по всем правилам агрономической науки. Иначе – отберу!

Председатель ушел. Ребята поглядели друг на друга и чуть не пустились плясать от радости.

– Ну, Армен, – весело сказал Камо, – тебе поручается организовать «посевную кампанию» и собрать такой урожай, чтобы на каждого птенца по пять килограммов ячменя получить!

– Армен не оставит моих птенцов голодными, – вмешалась Асмик. Она сказала это так ласково, что Армен покраснел.

– Конечно, – тотчас согласился он, – голодными не останутся. Ячменя вполне хватит, тем более, что одного птенца из четырех мы выпустим на озеро.

– Одного из четырех? – обеспокоилась Асмик. – Почему так много?

– Не много. В прошлый раз мы собрались – тебя тогда не было – и с дедушкой Асатуром стали подсчитывать, сколько бы птенцов вышло из собранных нами яиц осенью, если бы мы не тронули этих яиц. Ну вот, подсчитали и решили, что подрос бы и остался на Гилли только один из четырех. Поэтому, чтобы отдать свой долг Гилли…

– Ой, не говори, это ужасно!.. – перебила его Асмик. – Столько забот, мучений и… выпустить!

– А природа? Ведь мы натуралисты и должны понимать… Ты погляди, Асмик, какое мы блестящее дело сделали, а ведь нас за него и браконьерами окрестили, и еще не знаю чем! Гилли получит назад полностью то, что мы взяли у него. Мы нанесли ему вред – мы его и покроем. Да у нас останется сто пятьдесят птенцов сверх того, что могло бы остаться на озере, если бы мы не взяли яиц. Что же тут нехорошего? Что могут сказать те, кто обвиняет нас в расхищении природных богатств и в браконьерстве?.. Вот, Асмик, дорогая, посмотри, чтоб у одного из четырех твоих питомцев крыльев не подрезали. Этим – лететь на юг!..

Под вечер дед Асатур зашел на ферму. Там не было ни души. Вдруг старик заметил притаившегося за изгородью Сэто.

– А ну, убирайся-ка подальше от фермы, не то, клянусь бородой, шкуру спущу! – закричал охотник.