На берегу Севана - [24]

– Ты это чем занят? – спросил Камо. – Цыплята не вылупились?

– Чем занят?.. Для цыплят ванну готовлю. Вы всё: «вылупились, вылупились?» Чего торопитесь? Вылупятся авось. Им тоже спешить некуда. Подождут, пока ванну сделаю, а то где им купаться!

– Не испортились же все яйца! – в досаде сказал Камо. Он был самым горячим и нетерпеливым.

Мать Асмик, сидевшая на стуле у одного из инкубаторов с вязаньем в руках, начала успокаивать ребят:

– Если говорят, что курица двадцать один день на яйцах сидит, это не значит, что у всех одинаково, день в день вылупятся птенцы. Привезла я из совхоза яйца племенных кур – из них цыплята вышли на двадцать третий день. И птицевод говорил, что у племенных кур цыплята выходят позже, чем у простушек.

– Ну, а водяные куры – не племенные, что ли? Клянусь их лысыми головами – племенные! – вмешался Грикор, продолжая долбить свой чурбак.

– Может быть, наседки плохо сидят и яйца остыли? – спросила Асмик.

– Это случается, – подтвердила Анаид. – Если наседка часто бросает гнездо, чтобы поклевать, яйца могут остыть.

– А мы их очень часто кормим – в этом-то и все дело! – взволновалась Асмик. – Конечно, яйца остыли, и все птенцы погибли…

– Успокойся, – сказал ей Армен. – В книге «Птицеводство» сказано, что, если наседка даже надолго покинет гнездо и яйца остынут, цыплята не погибают – только замедляется их развитие. В книге говорится, что вредно только тепло, если оно выше нормального.

– Нет, температура у нас тридцати девяти не превышала, за это я ручаюсь, – ответил Армен.

– Ну, заговорили! – подняв голову от своей «ванны», остановил их Грикор. – Вон птенцы в своих скорлупках прислушиваются к моему стуку и друг с другом перешептываются. Говорят: «Не готова же еще ванна, куда нам спешить? Ведь купаться-то не в чем».

– Да ведь и на самом деле, – опомнился Камо, – где же будут купаться наши птенцы в первые дни?.. Марш все по домам: тащите всё, что у кого есть, – корыта, тазы…

– Верно, Камо, дорогой! Гусята да утята как выйдут из яиц, так сейчас же к воде заторопятся, – поддержала его Анаид. – Пойдите принесите корыта.

Вскоре сарай был полон корыт, старых тазов, даже больших и глубоких котлов. Грикор, пыхтя, заканчивал свою «ванну».

– Ну вот теперь, – удовлетворенно сказал он, – теперь они могут бросать свои скорлупки и выходить. Пожалуйста, милости просим!

О ЧЕМ СООБЩИЛ ГРИКОР

В этот день Грикор, как всегда, дежурил в сарае с утра.

В разгар уроков внимание учеников школы неожиданно было привлечено какой-то фигурой, маячившей во дворе перед окнами и делавшей странные знаки.

Камо, сидевший недалеко от окна, тоже выглянул во двор и сейчас же узнал Грикора.

Увидев Камо, Грикор, подняв руки, показал ему восемь пальцев. Лицо у него сияло. Он подпрыгивал на здоровой ноге, вытанцовывал и, сложив ладонь горстью, прикладывал ее к щеке так ласково и нежно, точно в руке у него было что-то очень хрупкое.

Камо понял. Он хотел окликнуть Армена, но, заметив строгий взгляд учителя, смутился и сел на место.

На перемене Камо с Арменом побежали вниз сообщить приятную весть Асмик.

Увидев их радостные лица, Асмик вскрикнула:

– Неужели выходят?

– Да еще как!

Не говоря ничего друг другу, ребята одинаково чувствовали, что они ни минутки больше не могут оставаться в школе, и, с разрешения Арама Михайловича, помчались в сарай.

Навстречу им выбежал Грикор.

– Птенцы, птенцы!.. – кричал он. – Батальонами, целыми батальонами выходят!

– Где они?.. Ну, подними же наседку… Ах, какие же славненькие!.. Погоди, дай мне одного! – И Асмик осторожно взяла в руки крошечного, покрытого пепельным пухом птенца с хорошеньким желтым клювиком и темно-серыми, цвета свинца, ножками. Прижав птенца к щеке, она согревала его своим дыханием.

Ребята растерялись, не зная, что делать.

У дверей сарая собралась толпа детей и женщин.

– На самом деле вылупились? – раздавались голоса.

Пробравшись через толпу, вошел в сарай дед Асатур, только что вернувшийся с Севана.

Асмик в это время открыла инкубатор. Там, в мягком, согретом аккумуляторами гнезде, копошились десятки крохотных темно-серых птенцов.

– Это чьи же, доченька? – взволновался старик.

– Водяной курочки – лысухи, дедушка, – едва сдерживая радость, ответила Асмик. – Погляди, сколько еще яиц надтреснуто! Так одна за другой и выходят….

– Что же мы теперь должны делать? – оживился дед.

– Кормить их надо.

– Сварим яйца чаек, – предложил Армен.

– Сварим, конечно, но яиц мало, все равно не хватит, – сказала Асмик.

– Не волнуйся, внучка, – успокоил ее дед Асатур, – правление колхоза поможет.

В это время к дверям сарая как раз подошли председатель с учителем.

– Дядя Баграт, ну когда же вы нашу ферму признаете? – бросилась к ним навстречу Асмик.

Суровое лицо Баграта посветлело, глаза потеплели. Каждый раз, когда Баграт встречал эту девочку, его сердце смягчалось, взгляд теплел. Отец Асмик, Ованес, прямодушный и честный человек, рука об руку с Багратом сражался против фашистов, из одного котелка ел, а однажды в штыковом бою спас ему жизнь. На руках у Баграта Ованес и умер, отдав свою жизнь за советскую Родину в сражении на берегах Одера.

Баграт молча погладил шелковистые темно-каштановые волосы девочки и незаметно вздохнул.