На берегу Красного моря - [13]

Солнце было уже довольно близко въ закату, когда я, разогнувъ спину послѣ долгой работы, окончилъ свое описаніе и разборъ матеріаловъ. Ахмедъ, уже привыкшій въ виду человѣческихъ костей, помогалъ мнѣ укладывать нѣкоторыя находки въ походную корзину. Въ послѣдній разъ я освѣтилъ всю пещеру, которую, быть можетъ, съ тѣхъ поръ какъ обитатели каменнаго вѣка, троглодиты Синайскихъ горъ, заснули вѣчнымъ сномъ подъ этими каменными сводами, никто изъ людей не посѣщалъ. Любопытныхъ туристовъ нѣтъ въ Синайской пустынѣ, ученыхъ изслѣдователей можно пересчитать по пальцамъ, а суевѣрные арабы съ трепетомъ и благоговѣніемъ обходятъ эту пещеру Судебъ, гдѣ груда человѣческихъ костей подтверждаетъ имъ слова корана, что "страшною костью станетъ красота человѣческая, черною ямою станетъ чудный глазъ красавицы"… Тусклый свѣтъ наплывшей свѣчи освѣщалъ уходящую, казалось, въ безконечность темноту, играя на мозаичныхъ поверхностяхъ, тамъ и сямъ вкрапленныхъ въ темный дикій камень; густой полный звукъ отъ нашихъ движеній замиралъ гдѣ-то вверху. Мы вышли изъ пещеры и начали обратный путь, неся на плечахъ, при помощи ружья, служившаго вмѣсто шеста, довольно полную корзину. Благодаря этой тяжести, переходъ нашъ продолжался болѣе часу.

Спустившись съ послѣдней крутизны и выйдя изъ ущелья къ нашему становищу, мы съ удивленіемъ замѣтили, что Рашидъ и Юза, стоя на боковомъ выступѣ скалы, висѣвшей надъ нашимъ становищемъ, всматривались внимательно въ морскую даль. Увидавъ насъ, они замахали руками и Рашидъ поспѣшилъ сообщить намъ, что они видятъ двѣ лодки съ парусами, которыя приближаются къ намъ. Это извѣстіе заставило насъ поскорѣе сбросить свою тяжесть и вскарабкаться на скалу, чтобы вмѣстѣ съ нашими спутниками наблюдать приближеніе судовъ, очевидно направлявшихся прямо въ нашу сторону.

— Это, эффенди, арабы моря, — заявилъ рѣшительно Рашідк — это мирные купцы, они везутъ невольницъ, — добавилъ омъ, югда уввдѣлъ, что я посматривалъ на свои револьверы. — Рашидъ видхть, что ихъ немного. Всего десять арабовъ на двухъ лодкахъ и четыре невольницы… Эффенди видитъ ихъ хорошо?..

Не смотря на то, что я усиленно старался всмотрѣться вдаль и напрягалъ все свое зрѣніе, не смотря даже на удивительную чистоту и прозрачность воздуха надъ синайскою пустынею, я не могъ различать людей на болѣе чѣмъ двухверстномъ разстояніи, но зная глазъ Рашида, вѣрилъ ему вполнѣ, хотя Юза и Ахмедъ видимо не довѣряли словамъ товарища. Черезъ нѣсколько минутъ дѣйствительно подтвердились слова Рашида; на лодкахъ было ровно десять гребцовъ, среди которыхъ можно было ясно различить четыре, закутанныя въ бѣлыхъ чадрахъ, фигуры. Рашидъ обвелъ гордо глазами сомнѣвавшихся и началъ спускаться, мы послѣдовали его примѣру. Установивъ свои пожитки въ углу, образуемомъ двумя сходящимися каменными громадами, мы, стоя, ожидали прибытія торговцевъ человѣческимъ мясомъ. Съ лодокъ начали дѣлать какіе-то знаки руками и кусками матеріи, на которые мои люди отвѣчали тѣмъ же. Оказывалось, арабы моря спрашивали насъ, позволимъ ли мы имъ остановиться на занятомъ нами берегу, и не купитъ ли господинъ у нихъ хорошенькихъ рабынь. Они узнали издалека, что на берегу остановился путешественникъ, котораго они приняли за пашу или посланца, пріѣхавшаго высмотрѣть товаръ. Безъ моего вѣдома, Юза съ Рашидомъ не только разрѣшили имъ высадку, но даже подали имъ надежду, что господинъ ихъ желаетъ купить невольницъ. Благодаря своимъ арабамъ, я, такимъ образомъ, не вѣдая того, былъ въ глазахъ торговцевъ и самихъ несчастныхъ женщинъ въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ любителемъ этого товара. Не смотря на то, я былъ потомъ очень благодаренъ Юзѣ и Рашиду, что они своею выходкою, безъ моего вѣдома, дали мнѣ возможность присмотрѣться вполнѣ къ характеру продажи женщинъ, что въ настоящее время удается рѣдко видѣть европейцу и чего я прямо позволить бы не могъ. Когда приблизились обѣ лодки къ первымъ прибрежнымъ камнямъ, два молодыхъ и сильныхъ араба выскочили изъ лодки и, идя по горло въ водѣ, потащили лодки, убравшія уже паруса, къ берегу. Черезъ нѣсколько минутъ, при усиленной помощи остальныхъ, также выскочившихъ въ воду, обѣ лодки были на половину вытащены на берегъ. Старѣйшій изъ арабовъ съ длинною съ просѣдью бородою едва вышелъ на берегъ, какъ направился во мнѣ и произнесъ обычное арабское привѣтствіе, въ которомъ меня называлъ и благороднымъ пашою, и орломъ степнымъ, и львомъ пустыни, и неустрашимымъ вождемъ. Юза отвѣчалъ за меня, разбавляя свое привѣтствіе цвѣтистыми оборотами и хвастнею, въ которой, какъ и всегда, выставлялъ меня такъ высоко, какъ только могъ. Не понимая хорошо по-арабски, я долженъ былъ безучастно слушать все то, что изволилъ приврать Юза (а на этотъ разъ онъ навралъ цѣлый коробъ) и отъ нечего дѣлать разсматривалъ лицо предводителя работорговцевъ. Это было лицо отъявленнаго негодяя и мошенника, несмотря на почтенную сѣдину; хищный лукавый взглядъ его такъ и бѣгалъ во всѣ стороны, орлиный крючковатый носъ поминутно касался вѣчно поднимающейся нижней губы; углы рта какъ-то судорожно подергивались; черты лица постоянно перемѣнялись; все тѣло было въ постоянномъ движеніи. Когда окончились предварительные переговоры, предводитель отошедъ въ своему каравану и велѣлъ устроивать становище. Мигомъ была натянута палатка изъ нѣсколькихъ кусковъ полотна, вытащены полинявшіе ковры и подушки, натащено всякой всячины, а потомъ началась выгрузка живого товару. Бѣдныя женщины едва поднялись съ лодокъ при помощи дюжихъ молодцовъ и, поддерживаемыя съ двухъ сторонъ, сошли тихо на берегъ и побрели въ палатку, гдѣ тотчасъ и скрылись. Я успѣлъ только разсмотрѣть, что одна изъ нихъ была совершенно черна, одна довольно бѣла, а двѣ остальныхъ смуглаго арабскаго цвѣта съ большими черными глазами. Всѣ онѣ были закутаны въ бѣлыхъ чадрахъ, а на лицахъ носили еще покрывало изъ тонкаго шелка съ подвязкою на лбу, по образцу египетскихъ женщинъ. Когда невольницы были помѣщены, ихъ господа усѣлись вокругъ палатки и начали готовить себѣ ужинъ, не обращая на насъ никакого вниманія; одинъ предводитель снова подошелъ къ намъ и, по приглашенію нашему, подсѣлъ къ огоньку, который затеплилъ Юза, чтобы заварить чаю. Сперва онъ сидѣлъ молча, но, когда одинъ изъ арабовъ его принесъ наргилэ, то онъ, предложивъ его мнѣ, началъ вести искусную рѣчь, которую Юза при всемъ своемъ усердіи не могъ хорошо перевести. Услыхавъ же, что мы говоримъ по-французски, предводитель тотчасъ пересталъ говорить по-арабски и обратился прямо ко мнѣ, довольно порядочно, по крайней мѣрѣ понятно, объясняясь по-французски. Разговоръ нашъ пошелъ тогда быстрѣе и сталъ до того оживленъ, что я не замѣчалъ даже, что прошло слишкомъ полтора часа, какъ торговецъ гостилъ у нашего костра, попивая мой чай и покуривая наргилэ изъ своего расписного кальяна. Разговоръ, разумѣется, касался спеціальности моего собесѣдника, но онъ такъ искусно велъ его, что я не могъ вывѣдать ничего новаго о его ремеслѣ, о способѣ добыванія и сбытѣ человѣческаго товара, но за то много наслышался разсказовъ о красотѣ его невольницъ, которыхъ онъ достаетъ съ большимъ трудомъ, рискуя собственною жизнью, и о томъ, какъ подчасъ дорого платятъ ему за красавицъ турецкіе и египетскіе паши. Все это, разумѣется, велось къ тому, чтобы и съ меня заломить ужасную цѣну, когда я стану торговать себѣ одну изъ красавицъ, какъ онъ наивно предполагалъ. Когда всѣ его розсказни о прелестяхъ земныхъ гурій, сидящихъ въ его палаткѣ, были недостаточны для того, чтобы подбить меня на покупку, такъ какъ я только слушалъ, не вставляя ни одного лишняго слова, кромѣ вопросовъ, не подавая ни малѣйшаго желанія торговаться, то хитрый арабъ началъ бить на чувственную струну самымъ безцеремоннымъ образомъ. Онъ сталъ разсказывать такія скабрезности, сопровождая ихъ различными поясненіями при помощи тѣлодвиженій, что я принужденъ былъ отогнать его отъ костра; но для негордаго торговца человѣческимъ тѣломъ это ничего не значило. Какъ оказалось впослѣдствіи, Юза, хваставшій постоянно не въ мѣру, особенно когда нужно было возвеличить меня, а со мною и себя лично, столько наговорилъ о неизмѣримомъ богатствѣ москова-паши, что корыстолюбивый арабъ рѣшился, во что бы то ни стало, всучить мнѣ одну изъ невольницъ. Предполагая, что мое упорство зависитъ только отъ скупости, онъ сталъ продѣлывать возмутительныя невозможныя вещи, въ реальность которыхъ трудно даже было бы повѣрить, если бы мнѣ не привелось ихъ видѣть собственными глазами. Первымъ дѣломъ, онъ началъ съ того, что заставилъ своихъ невольницъ выйти изъ палатки и пѣть. Бѣдныя женщины повиновались тирану, потому что довольно толстый курбашъ въ его рукѣ доказывалъ, что хозяинъ ихъ не любитъ шутить. Онѣ вышли изъ палатки, сняли свои покрывала, по приказанію, и начали пѣть визгливую арабскую пѣсню, которую хозяинъ обязательно переводилъ на французскій языкъ. Содержаніе ея было до того отвратительно, что я сталъ требовать, чтобы пѣніе было прекращено, если хозяинъ станетъ заставлять пѣть своихъ невольницъ такія вещи, которыя вынуждаютъ краснѣть даже постороннихъ. Мое требованіе было уважено, и пошлая пародія смѣнилась пѣвучею арабскою шансонеткою, гдѣ описывались восторги горячей любви, изсушающей сердце человѣка какъ палящіе лучи солнца сушатъ траву. Какъ ни старались несчастныя, но эти пѣсни пѣлись сквозь слезы и походили скорѣе на отчаянный вопль, а не пѣсни любви. Горько и стыдно становилось за человѣка, который заставляетъ себѣ подобныхъ играть эту ужасную шутовскую роль. Бѣдныя рабыни наконецъ окончили и долгимъ грустнымъ, какъ бы укоризненнымъ взглядомъ поглядѣли на насъ; я не могъ выдержать этого ихъ взгляда и поспѣшилъ опустить глаза. Хозяинъ тогда спѣшилъ подойти ко мнѣ и началъ расхваливать снова прелести своихъ невольницъ, которыя робко поглядывали то на меня, то на своего тирана, думая, что рѣшается ихъ участь; мнѣ казалось даже, что въ ихъ взорахъ виднѣлась горькая просьба облегчить ихъ судьбу, насколько то возможно. Еще грустнѣе и обиднѣе стало у меня на душѣ, такъ какъ единственною возможностью облегченія несчастныхъ было внушить ихъ у тирана, на что у меня не хватило бы средствъ, если бы даже я и рѣшился на это. Съ болью на сердцѣ, я на этотъ разъ отказалъ хозяину, уже начинавшему формальное предложеніе, говоря, что европейцы не покупаютъ женщинъ и что торговля людьми запрещена повсюду, какъ ему должно быть извѣстно. Продавецъ состроилъ отвратительную полуулыбку и язвительно замѣтилъ, что "европейцу не мѣшаетъ пріобрѣсти себѣ хорошенькую рабыню, когда представится случай".