На берегу - [4]

- Это ужасно. - выдохнула Инесса чуть слышно. Она сидела обхватив грудь руками крест-накрест и расширенными зрачками упершись прямо перед собой - в пустоту.

Илья протяжно откашлялся, как будто что-то цепко застрявшее в горле мешало ему говорить.

- По-моему, теперь самая пора выпить, - сказал он и принялся разливать водку по стопкам. Его никто не поддержал, он выпил свою стопку в одиночестве.

- Происходит физическое и духовное вырождение нации. - Александр Наумович сурово, как если бы он говорил с кафедры, оглядел сидящих за столом. - Растет детская смертность, резко сокращается продолжительность жизни, самоубийства стариков, проституция, зверские расправы на улицах - все это сделалось заурядным явлением. Это не я, это говорит статистика!.. Если ей верить, то к двухтысячному году население России сократится - заметьте, сократится, а не вырастет! - на пять миллионов. И вам все это, Марк, должно быть отлично известно...

Марк, морщась, пригубил стопку, выигрывая время для ответа, и, выбрав на тарелочке маслину покрупнее, кинул ее в рот.

- Чему вы удивляетесь?.. Я вполне с вами согласен: России предстоит долгий и тяжелый путь, но она должна его пройти, выстрадать. Другого пути попросту нет. - Марк обсосал косточку от маслины и, защемив ее между пальцами, выстрелил поверх балконных перил.

- Нравственность, - с нарастающим раздражением заговорил Александр Наумович, - нравственность, на которой стоит Россия, да и мы с вами, сформулирована Достоевским в одной-единственной фразе - я говорю о «слезе ребенка». Ничто и никогда не может быть куплено ценой слезы ребенка. Одной-единственной детской слезинки, говорит он. И он оказался прав - он, как мы видим, а не те, кто обещал народу счастье, приобретенное. Нет, не «слезинкой ребенка». Что там - слезинка. - Александр Наумович горестно взмахнул рукой. - Если бы - слезинка. Или вы полагаете, - выкрикнул он грозно, - при закладке нового общества нравственность является чем-то излишним?.. Чем-то мешающим?.. Так это уже было, было! Вы наследуете чужой опыт!..

Застольная беседа, начавшаяся на мирной, объединяющей всех ностальгической ноте, давно превратилась в прямую дуэль между Александром Наумовичем и, как он считал про себя, его духовным воспитанником, учеником.

- Видите ли, Александр Наумович, наука не признает ничего, кроме объективных фактов. Достоевский может говорить что угодно. Слова его прекрасны, и я готов подписаться под каждым. Но в науке существуют иные системы отсчета, нравятся они нам или нет. - Марк бросал в рот маслины одну за другой. - Известный на Западе социолог, очень крупный, может быть, даже крупнейший в своей области авторитет. - Марк назвал его имя, никому из присутствующих, впрочем, не знакомое, - так вот, он вычертил ряд интереснейших схем, графиков. - Марк размашистым жестом провел в воздухе две пересекающиеся линии - . и путем вычисления соответствующих коэффициентов построил кривую такого вида. - Он обозначил изогнутую линию между двух первых, пересекающихся под прямым углом. - И что же выяснилось?.. А выяснилось, что мера нравственности общества в периоды исторических катаклизмов катастрофически падает, это закон, подтвержденный огромным количеством наблюдений.

К Марку вернулось прежнее спокойствие. С видом победителя он обежал всех взглядом и выплюнул на блюдечко последнюю косточку.

Инесса, по-детски распахнув глаза, смотрела на Марка с наивным выражением страха и уважения. Александр Наумович, жуя губами, обдумывал достойный ответ. Поднявшись из-за стола, Илья отправился на кухню, где в духовке томилось мясо, приготовленное им по особому рецепту. В Союзе он был инженером на одном из крупных заводов, конструкторское бюро, которое он возглавлял, проектировало горные комбайны и считалось ведущим в своей отрасли, здесь же ему не везло - с языком не ладилось, а горные комбайны были никому не нужны. Днем он работал по ремонту домов, застилал полы карпетом, по ночам развозил пиццу. Вскоре он вернулся с большим противнем в руках, на нем горкой лежали обернутые в фольгу пластики мяса, обжаренные в собственном соку и с массой разных приправ - несмотря на открытый воздух, над столом сразу повисло ароматное, дразнящее аппетит, щекочущее ноздри облако.

- Прошу, - провозгласил Илья, держа перед собой противень. - Мясо по-мексикански. - Он шутливо прищелкнул каблуками, выбил чечетку.

- О-о!.. - первым потянулся к мясу Марк. - Судя по всему, невероятная вкуснятина. Он положил один ломтик себе на тарелку и, приоткрыв упаковку, шумно потянул носом: - Ну, - произнес он, закатывая глаза, - я вижу, что жизнь в Америке для вас, Илья, не проходит зря.

Он не заметил ни напряженной тишины, ни смущения, вызванных его словами, ни того, как омрачилось вдруг у Ильи лицо, ни того, как порывисто выскочила из-за стола Инесса. Она вернулась через несколько минут, уже без прежнего, игравшего на лице оживления, с принужденной, словно нарисованной на губах улыбкой.

Мясо и в самом деле было необычайно вкусным, все ели, дружелюбно посмеиваясь над Марком, который с азартом прикончил вторую порцию и уже тянулся за третьей. Только Александр Наумович вяло ковырялся в своей тарелке, продолжая размышлять о том, что сказал Марк. Собираясь в дорогу, он иначе представлял себе эту встречу. Два-три года назад Марк был другим. Тогда он был захвачен созданием какой-то уникальной по возможностям компьютерной программы. Вместе с ним трудилась большая группа молодых математиков, физиков, механиков. Чтобы завершить работу, необходимы были деньги. В то время создавались кооперативные предприятия, начинала развиваться посредническая деятельность. И Марк, морщась, взялся за чуждое для него занятие - бескорыстно жертвуя собой во имя науки.